Оружие возмездия

Завадский Андрей Сергеевич

Противник корханского вождя оказался великолепным бойцом, и всадники, кружа, обменивались частыми ударами, большинство которых не достигало цели. Гишер пару раз достал эльфа, но сабля бессильно скользила по прочному панцирю, оставляя лишь царапины на полированной стали. Эльф, оскалившись от ярости и рыча сквозь зубы, рубил длинным узким клинком, чуть изогнутым, словно тело змеи. Гишер догадывался, что сейчас и он выглядит не лучше, разъяренный и обезумевший от запаха крови воин, жаждущий лишь вонзить свою саблю в плоть врага, прежде, чем придется погибнуть самому.

Всадники сражались с исступлением, но в то же время, каким-то образом сохраняя

хладнокровие. Они бросали своих коней друг на друга, плетя в воздухе паутину из стали. Эльф бился расчетливо и умело, но ярость человека оказалась сильнее, и Гишер, перегнувшись через голову своего верного скакуна, ударил Перворожденного острием сабли в лицо, заставив эльфа отпустить поводья и выронить клинок, подняв руки к глазам, на месте которых теперь была страшная рана. Корханский вождь замахнулся саблей, намереваясь могучим ударом прикончить эльфа, но что-то укололо его в спину, и Гишер, опустив глаза, увидел, как из груди его, пробив кольчугу, вышло узкое лезвие меча. Вождь, так и не увидев того, кто сразил его, стал заваливаться назад и выпал из седла, умерев еще до того, как коснулся взрытой сотнями копыт земли.

Воины Гишера, хотя и видели гибель своего вождя, вовсе не поддались панике. Напротив, они принялись сражаться с удвоенной яростью и силой, круша эльфов, пронзая их кинжалами, разрубая страшными сабельными ударами, но все это уже не могло спасти людей. Перворожденных было почти втрое больше, и они могли позволить себе потерять лишний десяток воинов, а вот корханцы, и без того малочисленные, с каждым убитым всадником теряли еще один шанс, уже не на победу вовсе, а на спасение. И, наконец, пал последний из гордых воинов степи, изрубленный эльфийскими клинками. Уже умирая, он бросился на эльфа, оказавшегося ближе всех к нему, и вместе с ним повалился на землю, из последних сил сжав горло Перворожденному. И прочие эльфы, восхищенные таким мужеством, молча стояли над бездыханными телами степняков, которые пали все, но ни один из них даже на мгновение не подумал о спасении бегством, хотя каждый понимал еще до начала битвы, что уже обречен на смерть, просто потому, что именно ему в этот день и час довелось оказаться здесь, в сердце Финнорских равнин.

Смелая, но бессмысленная атака корханцев несколько отвлекла эльфов от отряда Крейна, но граф уже понимал, что их судьба предрешена, и вскоре он и те храбрецы, что стояли сейчас плечо к плечу с графом разделят участь отважных степняков. И эльфы, точно подслушав его мысли, вновь всеми силами навалились на изрядно сократившихся в числе людей, многие из которых, к тому же, были ранены. Дав несколько залпов из луков, выкосивших почти целиком первый ряд фолгеркцев, эльфы, выхватывая клинки, устремились в атаку. Теперь уже им не грозили пики, и арбалетчики, полностью истратив невеликий запас стрел, не могли остановить конную лавину.

— Братья, — из глотки графа вырвался жуткий хрип. — Умрем с честью! Не покажем этим тварям спины. Пусть помнят, как погибают люди! Во славу короля! За Фолгерк!

— Слава Фолгерку, — отозвались воины, уже почти мертвые, а потому более не боявшиеся ни смерти, ни боли. — За короля! В бой!

Вал облитый серебристой броней всадников столкнулся с горсткой грязных, израненных, кое-как вооруженных и едва уже державшихся на ногах пехотинцев, и фолгеркские воины не выдержали удара. Эльфийские всадники, тесня конями людей, сломали строй, и теперь каждый солдат бился сам за себя, окруженный множеством эльфов.

Фернан Крейн, сбросивший шлем, который только мешал ему,

ограничивая обзор, тоже рубился с наседавшими на него Перворожденными. Он отражал сыпавшиеся сверху удары и сам рубил и колол в ответ. Один из эльфов оказался слишком близко от рыцаря, и Крейн, выбросив вперед руки, пронзил его грудь острием длинного полутораручного клинка. Эльф, выпустив свой меч, стал заваливаться назад, но его место занял следующий. Граф собрал все свои силы, но он уже чувствовал, что долго продержаться не сможет.

И Крейн пропустил тот момент, когда клинок эльфа, скользнув мимо подставленного на его пути меча, ударил графа в голову. Выпад Перворожденного пришелся вскользь, а потому Крейн, упав на землю, не умер сразу. Лежа на траве, вытоптанной копытами и обильно политой кровью, он видел, как на востоке люди, остатки королевской армии, все же добрались до спасительного леса, хотя путь за их спинами и был усеян телами тех, кому повезло меньше. И когда подкованное копыто эльфийского коня ударило в грудь Фернана Крейна, граф уже знал, что его смерть, равно как и смерть тех отчаянных бойцов, что встали рядом с ним, не была напрасной. Они, ценою своих жизней, купили право на спасение многим воинам, а это значит, что у Фолгерка еще оставалась армия, и эльфам рано было еще праздновать победу.

Глава 4. Безумство обреченных

— Жарко, — всадник, ехавший слева от медленно ползущей по выщербленной сотнями колес, копыт и ног, как обутых в сапоги, так и босых — это уж у кого на что хватало монет — дороге, смахнул со лба капли пота, от которого уже щипало глаза.

Воин, прищурившись, взглянул на небо, не по-осеннему безоблачное. Весь долгий день, заставляя путников посылать беззлобные проклятья, нещадно палило южное солнце, в этих краях не перестававшее греть даже в средине зимы, и потому всадник, убедившись, что светило и не подумало исчезнуть, вновь повторил:

— Жарко!

Действительно, было жарко, и Сван, сидевший на краю телеги, свесив ноги через низкий борт, даже стащил сапоги, и распустил шнуровку на вороте рубахи. Солнце стояло в зените, и не было даже намека на тень, в которой можно было укрыться от его жгучих лучей. Только далеко на востоке, у самого горизонта, клубились облака, несущие с собой желанную прохладу, но лишь к вечеру можно было рассчитывать на дождь. Лицо и руки жгло огнем, и вскоре, подумал воин, опаленная лучами немилосердно жарившего солнца кожа начнет слезать целыми лоскутами, словно змеиная шкура.

— Хотя здесь еще ничего, — продолжил всадник. Молодой парень по имени Карл, был одним из полусотни бойцов, что охраняли обоз, неспешно двигавшийся через степь. Воину было скучно, и хотелось поговорить, не важно, с кем и о чем. — Вот на севере сейчас, должно быть, действительно жарко, — заметил юноша, и в голосе его послышалась тщательно скрываемая зависть. — Надеюсь, наше славное королевское величество проучит мерзкую нелюдь.

Сван только кивнул, окинув взглядом открывшийся пейзаж. Нужно сказать, картина не радовала разнообразием. Слева и справа раскинулась поросшая невысокой жесткой травой, уже побуревшей от зноя, степь, которая, это воин точно знал, на востоке обрывалась почти непроходимыми лесами, тянувшимися до недальнего морского берега. Позади тоже высились вековые чащи, с каждой минутой все отдалявшиеся, что было к лучшему, а впереди степь вздымалась холмистой грядой, и на гребнях холмов уже можно было видеть межевые столбы. Там, в считанных милях, начинались земли королевства Фолгерк.