Оружие возмездия
Шрифт:
— Воины, — Тогарус остановился перед строем солдат, внимательно смотревших на чародея со смесью почтения и недовольства, ибо многие считали, что им придется опекать мага, едва ли привычного к сражениям. — Нам пора отправляться в путь, и быть может, для многих этот поход будет последним. Я не буду говорить много и цветисто, скажу лишь, что отныне вы держите в своих десницах судьбу королевства. Нам предстоит поход в самое логово врага, туда, где на стороне эльфов будет сражаться сам лес, и я верю, что вы, воины, не раз доказывавшие свою отвагу и мастерство, сможете совершить то, чего от вас ждем мы все. Вам придется совершить почти невозможное, пробравшись в эльфийские леса и затем вернувшись оттуда, но если вы сможете сделать это,
— Отряд, по коням, — рявкнул сотник, первым взмывая в седло, легко и стремительно, словно семнадцатилетний юнец, а не покрытый множеством шрамов ветеран. — Выступаем!
Выстраиваясь в колонну по двое, отряд двинулся прочь из лагеря, на север, туда, где темнел древний эльфийский лес. Когда они проезжали мимо костров, вокруг которых сидели свободные от службы воины, солдаты вскакивали, а многие даже отдавали честь. Немногие в отряде Тарда знали о миссии, с которой отбывали их товарищи, но уже одно то, что воины не бежали на юг, а смело шли на север, навстречу по-прежнему жаждущему человеческой крови врагу, говорило о многом. Никто не желал им удачи, не произносил напутственных речей. А воины, возглавляемый Тогарусом, бок о бок с которым ехал смотревший прямо перед собой фолгеркский сотник, чувствуя на себе сотни взглядов, неосознанно подравняли строй, как на параде. Такими они и запомнились остававшимся в лагере солдатам, сосредоточенные, молчаливые, прямо сидящие в седлах, не поворачивая голов и не оглядываясь.
Граф Тард, оставшийся возле своей палатки, долго еще смотрел вослед исчезавшим за холмами всадникам. В душе он понимал, что задуманное ими предприятие обречено на неудачу, ибо лишь в древних легендах отважный и чистый сердцем рыцарь мог пробраться во вражескую крепость, чтобы выкрасть оттуда похищенную даму сердца. В жизни все было не так, и граф, много раз игравший со смертью на поле боя, знал об этом лучше многих. И все же Трад также понимал, что это единственный шанс поспорить с той страшной силой, которую поставили себе на службу эльфы. Отныне исход войны и участь его родины целиком зависели от горстки храбрецов, возглавляемых чародеем.
— Полагаю, ваша светлость, пора и нам сниматься с лагеря, — раздался за спиной графа сдавленный голос. Виконт Бальг, оставшийся с главными силами, тоже не мог спокойно наблюдать, как уходят на север храбрецы, рискнувшие потягаться со всей мощью И’Лиара. — Эльфы не будут ждать нас.
А граф все смотрел туда, где исчезли за холмами направившиеся на север всадники. Красиво, подумал Тард, который, что скрывать, больше всего хотел бы сейчас быть там, среди этих сорока храбрецов, идущих навстречу смерти. Поход обреченных, мысленно усмехнулся граф. Да пожалуй, именно так назвали бы это придворные менестрели, и как хотелось, чтобы в своих героических балладах произнесли они, воспевая героев, и имя Тарда. Он был рыцарем, и жаждал погибнуть так, чтобы о его смерти помнили, и десятки лет спустя ставя его в пример, как эталон доблести, отваги и благородства.
Чаще, впрочем, смерть приходила к его братьям-рыцарям, иначе, воплотившись в пущенную в спину стрелу, или направляемую сиволапым крестьянином, впервые в жизни взявшим в руки оружие, пику, вонзающуюся в живот. Не в кольце врагов, на поле великой битвы, а валяясь в грязной луже с выпущенными наружу кишками или размозженной головой встречали смерть многие, погибнув в проклятой всеми богами глуши. И миннезингеры не пели о том, как пали они, незваными гостями явившись в чужую страну.
И Тард понимал, что скорее и сам он разделит их участь. Никто не заметит, как и где погибнет он, и никто не возвеличит его, уравняв с великими героями древних времен. Что ж, не важно, как ты принял смерть, решил рыцарь, главное, чтобы она не была напрасной, а это уже зависит от самого себя. И сейчас граф Тард знал, во имя чего погибнет он. Враг, древний,
— Да виконт, пора в путь, — наконец прервал неприлично затянувшееся молчание граф, поняв, что Бальг уже несколько минут ожидающе смотрит на него. — Поспешим, друг мой, ибо проклятые эльфы не станут ждать нас. Они жаждут отмщения, возмездия за свои поражения, жаждут крови людей. И мы пока еще в силах заступить им путь. Выступаем через час, пусть к этому времени все будут готовы. — Граф вздохнул и невесело усмехнулся, взглянув на Бальга: — Мы возвращаемся в Фолгерк, чтобы принять там последний бой. И это хорошо, ведь даже если мы все падем, то не в чужом краю, как захватчики, а защищая свою родину. Но выше голову, виконт, ведь мы еще живы, — воскликнул Тард. — И, клянусь, немало эльфов обагрят своей кровью наши клинки, прежде чем смерть заберет нас!
Глава 5. Не ведая боли, не зная пощады
Бургомистр Скарвен проснулся посреди ночи от смутного беспокойства. Резко открыв глаза, он некоторое время прислушивался к происходящему вокруг. В опочивальне было тихо, за дверью тоже не раздавалось ни звука, и даже скрипа половиц под осторожными шагами слуг не уловил чуткий слух градоправителя. Но все же ощущение близкой опасности, прежде вовсе не свойственное ему, не покидало Скарвена, и тот, осторожно встав с постели, подошел к узкому стрельчатому окну.
Особняк нынешнего градоправителя, не самый роскошный в городе, но и не уступавший жилищам иных торговцев и дворян, поселившихся в Эстреде, приграничном городке, стоявшем в нескольких десятках миль от эльфийских земель, располагался почти в самом его центре. Из опочивальни бургомистра отлично была видна ратуша, где ныне Скарвен ежедневно возглавлял городской совет, собиравшийся для решения множества важных и не очень дел, касавшихся судьбы города. Герцог Майл, сеньор Эстреда, уходя на войну во главе городского ополчения и своей дружины, передал в руки совета, в который вошли самые уважаемые и богатые горожане, всю полноту власти вплоть до своего возвращения. И Скарвен, будучи лишь не самым состоятельным купцом, одним из многих в этом городе, безмерно гордился оказанной ему честью, стремясь полностью оправдать надежды герцога.
Жилище бургомистра располагалось не возле самой ратуши, поэтому из окон был заметен только шпиль, здание же, внушительная постройка из красного кирпича с узкими стрельчатыми окнами, было скрыто за стенами окружавших дом Скарвена особняков, где жили самые состоятельные горожане. Обнесенные сложенными из камней стенами, которые прорезали единственные ворота, дома походили на маленькие крепости, да таковыми, в сущности, и являлись. Из-за стен поднимались только кроны деревьев, почти целиком скрывавшие сами дома, так, что можно было разглядеть разве что черепичные крыши.
Едва взглянув в окно, Скарвен понял, что случилась беда. Ратуша так же высилась над обступавшими ее домами, но на сей раз она была озарена багровыми отблесками, которые мог породить только пожар. Город горел, и, кажется, еще никто ничего не успел заметить, поскольку из-за стен не было слышно обычного в таких случаях шума. Набат, висевший на шпиле ратуши, который должен был известить город о случившейся беде, тоже молчал.
Скарвен не мог понять, какая точно часть города горит, поскольку видел лишь отсвет от пожара. Скорее всего, пламя охватило рыночную площадь, где множество складов, амбаров и торговых лавок были построены из дерева, в отличие от большинства других зданий, сложенных из камня и не боящихся огня. Именно из-за этого пожары в Эстреде были редкостью, и большого ущерба не наносили.