Осада, или Шахматы со смертью
Шрифт:
Барруль какое-то время размышляет над услышанным.
— Интересно, — наконец отмечает он, откидываясь на спинку стула. — Да, это так — методичность присутствует… Может быть, мы имеем дело с фанатиком?
Теперь комиссар смотрит на пустую шахматную доску. Фигуры убраны в ящик.
— А может быть, он играет?
Из его уст подобный вопрос звучит как-то наивно. Тисон и сам сознает это и чувствует себя немного нелепо. Он сбит с толку. Барруль осторожно улыбается. Приподнимает руку:
— Может быть. Никто не скажет наверное. Все мы играем. Все бросаем и принимаем вызовы… Однако убивать, да еще с такой изощренной жестокостью, — это уже нечто другое. Знаете ли, комиссар,
Они подзывают официанта, и тот наполняет их чашечки двумя унциями темно-коричневой жидкости, увенчанной пенкой толщиной в детский мизинчик. Кофе, очень горячий и ароматный, хорош. Самый лучший в Кадисе. Потягивая, Рохелио Тисон наблюдает за пирушкой, происходящей в другом конце патио. В ней участвуют некий подозрительный эмигрант — его отец в Мадриде служит королю Жозефу — и депутат кортесов, чью корреспонденцию с недавних пор вскрывают и досматривают по распоряжению Тисона, которое, впрочем, распространяется на всех депутатов, вне зависимости оттого, клирики они или миряне. Этим делом занято несколько комиссаровых агентов.
— Убийца может бросать вызов всем на свете, — говорит он. — Городу. Жизни. Мне.
И натыкается на очередной внимательный взгляд Барруля. Кажется, будто профессор изучает его так, будто он ему сегодня открылся с новой, неожиданной стороны.
— Сказать по правде, комиссар, меня настораживает, что вы вкладываете в это что-то личное… Вы ведь… Впрочем, ладно, простите…
Оборвав фразу, Барруль мотает сивогривой головой. Вертит в руках табакерку, а потом ставит ее на черную клетку шахматной доски, словно фигуру.
— Вот вы сказали «вызов»… — продолжает он через мгновение. — И с вашей точки зрения, должно быть, так и есть. Но ведь это же все чистейшие умственные спекуляции… Предположения… Мы строим воздушные замки. Разговоры разговариваем.
Рохелио Тисон продолжает свои наблюдения за посетителями. Город наводнен шпионами, которые тайно сносятся с французами: одного такого агента вчера удавили гарротой в замке Сан-Себастьян. И потому получен приказ глядеть за эмигрантами в оба, даже если те уверяют, что бежали от нашествия врага, а всех, кто без документов, — задерживать. И хотя круг его забот и без того широк и многообразен, это поручение для Тисона — что бальзам на душу: вновь прибывших столько, что местные домовладельцы и хозяева постоялых дворов взвинтили до небес официальные тарифы, а значит, и мзду, которую получает комиссар. Вот, например, один трактирщик с улицы Фламенкос-Боррачос, лицензии не выправивший, однако же пускавший к себе чужестранцев, уплатил нынче утром 400 реалов — и правильно сделал, потому что официальный штраф обошелся бы ему втрое дороже. А некий эмигрант, соляной кислотой вытравивший в паспорте чужие данные и вписавший на их место свои, выложил две сотни, но зато сумел избежать отсидки и высылки. И стало быть, сегодня чистый барыш составил тридцать песо. Удачный день.
— Аянт, — сказал он вслух.
Иполито Барруль удивленно глядел на него поверх своей чашки.
— Я про совпадения с той рукописью, которую вы мне дали… — продолжает Тисон. — Как-то на днях перечитывал и обнаружил почти рядом два места… И потерял покой. «Жена! Молчанье — украшенье женщины». И второе: «…а сам все продолжал стонать негромко, глухо — мычал как бык…»
Барруль поставил чашку
— Ну и…
— А эти девушки, которым он затыкал рот, приступая к истязаниям… Не улавливаете связи? Не видите?
Профессор обескураживающе покачал головой. Он видит, что комиссара заносит в какие-то дебри. Кончится помешательством. В конце концов, «Аянт» — всего лишь текст. Это просто совпадение.
— Поразительное, согласитесь.
— Боюсь, вы все же преувеличиваете. Примешиваете к этому какие-то личные идеи. Я всегда считал вас человеком более приземленным, ей-богу. Право, я начинаю жалеть, что дал вам эту рукопись.
Барруль замолкает. Очевидно, что он раздумывает всерьез.
— Будем рассуждать здраво, — продолжает он. — Я не верю, что убийца читал Софокла. Тем паче, в испанском переводе «Аянт» пока не напечатан. В любом случае, это должен быть некто блестяще образованный… А здесь таких немного. Даже считая со всеми эмигрантами и мимоезжими… Мы бы его знали.
— Может быть, еще и познакомимся…
Исключать нельзя, соглашается профессор. И все же гораздо вероятней, что это — случайность. Другое дело, как воспринимает все это Тисон. Он же мысленно связал в узел реальные или предполагаемые нити. Живое воображение — штука, разумеется, превосходная, но порою человек, наделенный им, теряет способность к анализу. Тут ведь как в шахматах. Необузданная фантазия может вывести на хорошую дорогу, но нередко — и сбить с пути. Так или иначе, всегда полезно усомниться в том, что обилие данных — полезно, они путаются и, налезая друг на друга, друг друга скрывают. Кроме того, известно: самое простое — и есть самое верное.
— Особенность этого дела, — продолжает Барруль, — не в том, что некий монстр убивает девушек, и не в том, что убивает, засекая их насмерть, или что это происходит в тех местах, куда падали французские гранаты… А в совпадении всех этих обстоятельств. Вот что самое интересное, комиссар. Понимаете? Все вместе. Если продолжить сравнение с шахматной доской, вспомните, как создается общая ситуация взаиморасположением фигур. Если будем смотреть на каждую отдельно — ничего не увидим и не сумеем проанализировать ее. Надо отодвинуться: когда смотришь из близи, не всегда понимаешь то, что видишь.
Тисон обводит взглядом шумных посетителей кофейни:
— Мы с вами живем сейчас в весьма своеобразном городе.
— Дело не только в этом. Кадис представляет собой конгломерат людей, предметов и положений. И быть может, убийца видит город особенным зрением. Не исключено, что если вы попробуете взглянуть на мир его глазами, сможете предвосхитить его действия.
— То есть, иными словами, действовать как в шахматах?
— Да, примерно так.
Профессор задумчиво снимает с доски табакерку, прячет ее в кармашек жилета. Потом упирает палец с желтоватым ногтем в пустую клетку.
— Быть может, вам стоило бы взять под наблюдение те места, где бомбы все же разорвались.
— Да брал уже! — возражает Тисон. — Всякий раз я ставил там агентов. Без толку. Он больше не появлялся.
— Не потому ли, что ваши агенты его отпугивают?
— Не знаю. Возможно.
— Давайте выдвинем гипотезу, комиссар. Порассуждаем теоретически. — Барруль поправляет очки.
Медленно, с расстановкой, делая паузы, чтобы выходило отчетливей, он развивает свою мысль. Когда французы начали обстреливать город, сложное, многосоставное умственное устройство будущего убийцы могло, получив этот толчок, двинуться в неожиданную сторону. Не исключено, что его заворожила мощь современной техники, способной сеять смерть на расстоянии.