Осада

Наседкин Николай Николаевич

– Ты что?
– вскрикнула Вера.

– Ничего! Идите в комнату с Наташкой. Я с ними поговорю, - решительно, зло прикрикнул Антон, беря в правую руку топорик.

– Да ты что?
– вскочила Вера, вцепилась в руку.
– Их вон сколько! Поговорит он! Ничего они не сделают: постучат и уйдут. Сядь!

– Эх, ружьё бы сейчас, - скрипнул Антон зубами, сел снова рядом с женой, положил топорик рядом. И вдруг завизжал: - Эй, вы там! А ну перестаньте! Прекратите сейчас же, сволочи!

За дверью стихло. Антон неуверенно глянул на Веру, она - на него. Наташка, приоткрыв

рот, вытянув тонкую шею, вслушивалась: неужели всё?

Антон вскинулся глянуть в глазок: эх, сам же его доской перекрыл!

Прошла минута. Откуда-то издалека, из-за двух-трех стен доносилась скорбная музыка - Бетховен. Или это в голове звучит? Быстрое горячее дыхание Наташки. Веры совсем не слышно: затаилась, ждёт.

Тр-р-рах-х-х! Гулкий металлический удар. Что это? Что? Ах, чёрт! У мусоропровода - Антон вспомнил - валялась секция от батареи отопления. Конец! Сейчас дверь - в щепы.

Но дверь пока держалась. Зато сверху, с притолоки сорвался кусок штукатурки. Ещё один. И вдруг - половинка кирпича: шмац! В дыру засверкал коридорный свет. Ворвались голоса, гогот пьяных негодяев.

Антон напряженно думал, лоб - складками. Мотнул головой.

– Вот что: надо с лоджии на помощь звать. Прохожих или соседей. Быстро!

Они, теснясь, метнулись через кухню на лоджию. ("...крепнут мир и дружба между народами...", - долдонит радио над холодильником). Их окна выходят во двор. В боковых секциях-выступах "коленчатого вала" светятся зашторенные окна. Там - люди. Во дворе - тихо, пустынно. Рябит дождь.

Однако - стоп: кто-то показался. Далековато - не разобрать. Двое. Идут по дорожке мимо дома. Вошли в круг фонарного света: ага - мужчина и женщина, под одним зонтом, с сумками. Надо кричать.

Антон щелкнул шпингалетами, дёрнул створку окна - безрезультатно. Что такое? Он рванул ещё: ручка, стеклянный рифленый шар, оторвалась - Антон шарахнулся локтем и плечом о стену. Проклятая краска!

– На черта нам надо было стеклить лоджию?
– взревел он.
– Пропадай теперь из-за этого!

– Антон! Антон!
– только и сказала-простонала Вера.
– Антон, сделай что-нибудь.

Мужчина с женщиной удалялись, сейчас скроются за выступами дома. Уже осталось несколько шагов.

Антон нагнулся, подхватил скамеечку, без размаха ткнул её торцом в стекло. Оно лопнуло со взрывным звоном. Прохожие приостановились, вглядываясь из-под зонта. Антон сунулся в дыру, помаячил секунд пять, обернулся к своим.

– Чёр-р-рт, ну как я буду кричать? Вера, ты крикни.

Вера замешкалась, замялась, отступила.

Вдруг Наташка подскочила к окну, схватилась ручонками за стеклянные зубцы и страшным, ненатуральным каким-то голосом тоненько завопила:

– Помоги-и-ите! Помоги-и-ите! Нас убива-а-ают!

Мужчина с женщиной подхватились, исчезли. Во многих окнах погас свет.

– По...мо...ги...те!
– захлебываясь, крикнула последний раз Наташка в пустое пространство двора и, прикрыв заалевшими пальцами глаза, уткнулась в грудь Антону.

Трах! Трах! Трах!
– осада продолжалась.

5

Как они мечтали об отдельной квартире!

Сначала

теснясь у тёщи, потом снимая углы, затем прозябая в коммуналке, - они грезили о своем изолированном мирке. Казалось, ничего больше не надо: дайте нам наш куб пространства, дайте нам нашу собственную маленькую крепость, где можно спрятаться, укрыться от суматошного шизофренического мира хоть на мгновение. С какой серьёзностью, с какими затратами сил, времени и нервов они обихаживали, обставляли и украшали свою квартиру, особенно, конечно, Вера мытарилась: то за обоями пять часов в очереди мается, то какие-то кашпо заморские в художественном салоне сторожит.

Обклеили, обставили, намыли, натёрли и, действительно, квартирка получилась уютная. Придешь из мира - грязный, согбенный, взъерошенный: скинешь обувь у порожка, наструишь прозрачно ванну до краев, отмокнешь, на кухоньке примешь ужин - не торопясь, посмакивая; в комнате возляжешь на диване под торшером с газетами или книгой, а то телек врубишь - чего там старенького? Вот и ещё отсрочил на денек свою гибель или сумасшествие, уравновесился.

Да разве можно было предугадать, что своя же квартира-крепость станет западнёй? Это там, за окнами, за крыльцом - мрак и жуть. Это там идёт постоянная охота. Это там можно жертвой стать в любой миг и без всякого повода. Господи, ну почему, зачем ты привёл этих тварей подпитых сюда? В чём вина наша, Господи?..

Антон, часто дыша, прижимал к себе Наташку, смотрел на огненные жала свечей. Он чувствовал горячий взгляд Веры на своем лице, но никак не мог повернуться - странная вялость заполнила всё тело...

Точно так же не мог Антон смотреть Вере в глаза однажды в ясный летний вечер много-много лет назад. Тогда длились первые дни их страстной, чувственной дружбы. Только в десятом классе, под самый последний звонок разглядели Антон и Вера друг дружку, просверкнула меж ними искра. А до этого два года за соседними партами посторонне сидели.

В тот день они сдали историю. Гуляли после экзамена по стадиону, заброшенному, заросшему травой, а по краям - деревьями. Говорили, смеялись, но главным образом - целовались чуть не поминутно: кровь играла, щеки алели, окружающий мир существовал где-то там, вдали, за пределами атмосферы.

И тут Антона из пустоты пространства кто-то грубо облапил, дохнул в лицо портвейном. Антон очнулся, отпрянул и узнал - Боец, парень из его дома. Антон с ним почти не общался: Бойцов учился в ПТУ, обитал в другом мире - в антимире. Но "привет" на "привет" при встречах обменивали.

Боец, качнувшись, снова заключил Антона в объятия, скорячился в борцовскую стойку, замычал. Антон, нервничая, начал отдирать от себя парня, но тот словно прилип.

– Боец, ты что? Не узнал, что ли?
– Антон сам слышал в своем голосе постыдные умоляющие нотки.
– Боец, ну правда, что ты? Отстань. Мы же в одном доме живём - не узнал?

– К-короче, - пробубнил Боец, начиная кружить Антона по траве, точно по борцовскому ковру.
– К-короче...

Антон зыркнул на Веру. Она стояла в сторонке, прижимала кулачки к подбородку, смотрела растерянно, испуганно.