Осада
Шрифт:
– Отодвиньте лампу, маркиз, и велите принести мне нормальное кресло. Я не девочка, и для беседы со мной подобные фокусы ни к чему! – с привычным спокойствием и надменностью произнесла пани Анна. – Я отвечу на ваш вопрос.
Когда ее просьба была выполнена, пани Анна сжато, без эмоций и психологических деталей, изложила маркизу фактическую сторону интересующего его вопроса. Маркиз в своей бурной и насыщенной жизни видел лично или слышал о множестве событий, которые представлялись обычным людям совершенно невероятными. Поэтому он спокойно воспринял рассказ пани Анны, и после довольно продолжительных размышлений решил, что изложенные ею факты соответствуют действительности.
– Хорошо, пани Анна, – наконец, произнес он. – Ваше чистосердечное признание свидетельствует
– Отдаю должное вашей глубокой проницательности, маркиз, горько усмехнулась пани Анна. – Но вы правы лишь частично. Да, это я спасла бойца поморской дружины, которая одна во всей Руси осмелилась тогда схлестнуться с опричниной. И он кое-чему меня научил. Но при этом никуда не вербовал: ни в тайные агенты, ни в жены, ни в любовницы… Долго рассказывать, да и не стоит тратить лишних слов. В общем, я возненавидела и этого дружинника, и всех ему подобных фанатиков, на уме у которых лишь одно: долг перед родиной, перед товарищами, перед человечеством… А я хотела просто жить, а не выполнять всякие там священные миссии. Причем жить не хуже, а лучше других. И, как видите, мне это удалось. Мне плевать на Россию, где люди живут, как скоты, причем не только бедняки, но и богачи, князья и бояре. Собственный царь издевается над ними, как хочет, казнит по малейшей прихоти, а они бессловесным стадом покорно идут на бойню. То ли дело Европа! Это и есть моя настоящая родина! Страна больших возможностей для одаренных и смелых людей, каждому из которых здесь платят настоящую цену, такую, какую он заслужил… Так что я вас, по всей видимости, разочаровала: я не являюсь русским агентом. Я искренне, как и любой европеец, ненавижу русских, и воюю против них добросовестно и вполне сознательно, в полном соответствии с моими убеждениями… Я понимаю смысл вашей усмешки, маркиз. Дескать, то, что я сейчас сказала – всего лишь слова. Настоящий русский агент, спасаясь от разоблачения, произнес бы то же самое, причем столь же горячо и искренне. А посему к своим словам я присовокуплю доказательство. Вы, разумеется, слышали о пленном, которого захватил пан Голковский. Он долго охотился именно за этим человеком, причем по моей просьбе. Кстати, за этот подвиг он получил от меня сегодня обещанную награду. Ну, это вы сами видели… Так вот, этот пленник и есть тот самый дружинник, о котором мы сейчас беседовали. Именно его вы назвали моим вербовщиком. Я увидела его в рядах русских, когда они совершали вылазки из города. Зачем он мне нужен? Я хотела бросить ему в лицо все, что я о нем думала эти долгие годы… Пусть он сдохнет от досады, что мной пренебрег, когда увидит, чего я достигла!
Маркиз заслуженно славился среди подобных ему профессионалов именно тем, что соображал очень быстро, и при этом мыслил объемно. Сложные многоходовые комбинации рождались в его мозгу целиком. Разумеется, этим, казалось бы, чудесным озарениям предшествовала долгая и напряженная работа мысли. Вот и сейчас нужный план, словно вспышка молнии, мгновенно блеснул в его сознании, ярко высветив все необходимые детали.
– Надеюсь, пани Анна, вы не успели привести в исполнение свой вожделенный план по уничижению этого дружинника? – быстро спросил маркиз.
– Нет еще, – пожала плечами пани Анна. – Он почти все время без сознания. Мне необходимо, чтобы он пришел в себя и хорошо понимал происходящее.
– Отлично! – удовлетворенно воскликнул маркиз. – Но теперь, дорогая пани, раз вас не завербовали русские, то вас вербую я! Причем по классической схеме. То есть, если наше сотрудничество будет меня удовлетворять, я не собираюсь вспоминать, кто вы на самом деле. И еще я не стану сопоставлять обстоятельства смерти вашего
С раннего утра начальник разведки и контрразведки королевского войска, маркиз Генрих фон Гауфт, выполняя свои рутинные повседневные служебные обязанности, непрерывно обдумывал и уточнял детали плана главного мероприятия. Он лично опросил гусар и ландскнехтов – свидетелей захвата в плен паном Голковским русского дружинника и внес весьма важные коррективы в первоначальный сценарий. Теперь план диверсии выглядел безупречным. Ближе к полудню маркиз наведался в шатер, отведенный под мастерскую мистеру Смиту. Еще вчера мастер пообещал фон Гауфту закончить работу в ближайшее время. Миновав плотное кольцо часовых, охранявших на расстоянии этот сверхсекретный объект, маркиз, испросив разрешения, медленно и осторожно отодвинул шелковую занавесь перед входом и заглянул внутрь.
– Входите смелей, ваша светлость! Я уже закончил работу! – с гордостью произнес мастер, вставая из-за большого стола, заваленного всевозможными инструментами и чертежами.
А в самом центре стола на свободном от инструментов и бумаг пространстве стояла изящная вместительная шкатулка, из драгоценного красного дерева, окованная железом с позолоченной насечкой и чеканными серебряными накладками. В таких шкатулках обычно хранят свою казну и драгоценности владетельные сеньоры достоинством не ниже графского, или даже принцы небольших государств. Шкатулка была заперта на мощный врезной замок, также сиявший позолотой и серебром. Рядом лежал ключ замысловатой формы.
– Вот, извольте принять работу, ваша светлость! – указывая на шкатулку, торжественно провозгласил мастер. – Никто в мире не способен сделать ничего подобного!
Лицо мистера Смита сияло самодовольством, голос дрожал от восторга. Он упивался собственной гениальностью.
– Можно открыть и проверить? – Маркиз взял ключ от шкатулки и сделал вид, что хочет вставить его в замок.
Мастер мгновенно переменился в лице, покрывшемся мертвенной бледностью, челюсть его отвисла, он весь затрясся от страха:
– Что вы делаете, ваша светлость!? Немедленно остановитесь! – взвизгнул он.
Маркиз усмехнулся, положил ключ:
– Успокойтесь, мистер Смит! Я, разумеется, верю вам на слово. Однако, как мы и договаривались, вы на некоторое время останетесь моим гостем, чтобы иметь возможность лично убедиться в непревзойденности вашего мастерства и вместе с нами отпраздновать нашу общую победу.
– Как прикажете, ваша светлость, – пробормотал мастер, стирая со лба холодный пот. – Всегда к услугам вашей светлости… Кстати, ожидая вас, я тут, от нечего делать, написал расписку для этой настырной леди, как она и просила, что ее отец ничего мне не должен.
Мистер Смит протянул маркизу лист бумаги.
«Ах да, тут еще эта мисс Мэри на мою голову! – досадливо поморщился маркиз. – Торчит с утра до ночи в кресле, неподвижно, как истукан, посреди моего собственного бивуака, глаза мне мозолит. Заверю ей расписку малой королевской печатью, и пусть сегодня же убирается из лагеря на свой туманный Альбион!»
Мисс Мэри, по-прежнему восседавшая с чопорно выпрямленной спиной в упомянутом маркизом кресле перед входом в отведенную ей палатку, негромко окликнула своих телохранителей. Они, как видавшие виды старые солдаты, предпочитали лежать, если предоставлялась такая возможность, а не сидеть или стоять, и, тем более – ходить. Вот они и лежали в своей половине палатки, пребывая, впрочем, как и положено, в полной боевой готовности, приглядывая за мисс Мэри через приподнятый полог.