Осада
Шрифт:
– Ты ведь врешь, гад, ты ведь врешь, скажи, что ты врешь!
Наконец, отпустил пленника, и рухнул на соседнюю кровать.
– Я не уверен, что это именно тот Джанашия. Ведь я не знаю его имени, – осторожно сказал Куренной.
– Михо говорил, что род Джанашия в Сухуми один, – медленно выдавила из себя Манана. На пленного она не могла смотреть. Порывисто вздохнула.
– Это как гражданская война, – выдавил Бахва. Иван покачал головой.
– Просто предательство.
– Тебе просто говорить. Ведь ты…
– Я тоже меченый войной. Мой племянник погиб в Чечне, исполняя «воинский долг». Мой троюродный брат сгинул в Волгодонске, вместе с женой и годовалым сыном,
– А ты сам не такой? – яростно произнес Бахва, подскакивая к нему. – Ты сам чист и невинен, на тебе нет ни капли крови.
– Я солдат, а значит, на мне есть кровь. Но только военных. Я пехотинец, а это значит, я вижу того, кого собираюсь убить.
– И на мне есть кровь, и я тоже убиваю. И тоже в ближнем бою, если случается. Но я никогда…
– Все мы никогда, – медленно произнесла Манана. – Все мы никогда не признаемся в том, что творим. Вам проще… вы яростью можете доказать. А я не могу. Да я убивала невинных. Я снайпер, а этого ни на одной войне не прощают. Дважды я убивала женщин, почти девочек, потому что они увидели то, что им видеть не полагалось. А значит, подписались на смерть. Не сами, я их подписала. Я спасала других, забирая эти жизни. Я никогда этого не забуду, но никогда не раскаюсь в содеянном. Запомни, не раскаюсь, – и помолчав, благо никто ее не прерывал, добавила: – Поэтому снайперов еще так ненавидят. Их трудно достать, и каждый может стать их мишенью. И быть может только потому, что увидел или услышал сверх того, что должен был. Не самого снайпера, нет, но кого-то из его группы. Или ты думаешь, я просто развлекалась, стреляя им в грудь?
Иван молчал. Молчал и Бахва. Манана снова отвернулась от мужчин и уткнулась в подушку. Наконец, она смогла излить накопившиеся переживания последних лет. И теперь, когда душа вроде бы очистилась от скопившейся в ней скверны, Манана неожиданно поняла, насколько та опустела.
Иван вздохнул и снова лег на кровати.
– Все мы, здесь собравшиеся, и не добравшиеся до этих мест, калечены войной. Наверное, потому и оказались тут. Подписались на войну. Вроде бы все ее ненавидим, и все же каждый из нас старательно выполняет свой долг. Вот ведь парадокс. Хотя ничего удивительного в этом нет. Мертвые призвали нас сюда, – оба и Бахва, и Манана одновременно вздрогнули. – Ради мертвых мы обязались убивать живых. Все мы. Кроме Мананы. Ты пришла сюда, чтобы не дать умереть живому.
До его уха донеслось всхлипывание. Уткнувшись в подушку, Манана, наконец, смогла заплакать. Иван поднялся, Бахва резко усадил его на кровать.
– Сядь, капитан. Сядь и помолчи.
В дверь предупреждающе стукнули, затем она распахнулась – в землянку вошел Важа. Оглядев присутствующих, он молча подошел и сел напротив Мананы. Она так и не отняла головы от подушки.
– Собирается буря, – тихо произнес Важа.
34.
От мыслей о Милене никак не получалось избавиться. Едва я покинул ее, как беспричинное беспокойство, овладевшее ей, передалось и мне. Только если она переживала обо мне, я нервничал, впрочем, имея куда больше на то причин, о Милене. Посему изрядно задержался с разбором завалов входящих, насыпанных на стол Сергеем Балясиным. В них не хватало многого по проведенной операции, данные никак не поступали. Добрались только в одиннадцать, когда
Президент был доволен. Впервые за последние дни я увидел Дениса Андреевича в приподнятом настроении, он улыбнулся моему приходу, так что на душе потеплело. Нравится мне его улыбка, что тут поделаешь.
– Артем, операция, при всех недостатках и недоработках, прошла, как мне кажется, успешно. Уничтожено свыше ста семидесяти тысяч мертвецов… Мда, выраженьице получилось. Поскольку вероятность появления новых ходячих покойников не исключается вплоть до завтрашнего утра, у кладбищ, особенно крупных городских, поставлен усиленный караул. Хотя, в последний раз поднимутся единицы, но и они нам ни к чему. Войска отведены в ближайшие села для зачистки от мертвецов и оказания помощи населению.
– Какой помощи? – не понял я. Денис Андреевич смутился.
– Да. В самом деле, какой. Пахомов что-то начудил. Но все равно, можно поздравить старого генерала с первой серьезной победой на новом месте…. – рука, занесенная над телефоном, опустилась. – Что еще не так?
– Число. Наши потери почти две тысячи человек. Вообще, как такое возможно. Полная защита, плюс куча вооружения, плюс разработанная тактика и внезапность выступления. А я читаю, что часть погибших – от пулевых ранений. Да еще и тысяча сто двадцать раненых. Значит, стреляли друг по другу. Это раз. И, кроме того, я полагаю, что количество уничтоженных мертвецов, даже если оно не преувеличено…
– Артем, вы уж не заговаривайтесь. Андриан Николаевич мне врать не станет.
– …то все равно слишком ничтожно. Простите, Денис Андреевич, я только сейчас это сообразил. За четверо суток из земли должны восстать, по самым грубым прикидкам, около пяти-шести миллионов человек. Сами посудите, во-первых, у нас очень низкая продолжительность жизни и высокая смертность. В числе главных причин, слабое здоровье, беспробудное пьянство, особенно в поселках и деревнях, ДТП, отравления некачественными продуктами. Во-вторых, мы лидируем среди количества самоубийц, и это уже молодежь. Ну и просто статистика… за пять лет население России только сократилось на три с половиной миллиона человек, без учета скрытой миграции. Прибавьте к этому числу нелегальных мигрантов, их у нас около десяти миллионов, а может и больше, никто не знает, фактически, рабов, только совсем без прав, которых хоронят неизвестно как и где… пожалуй, шесть миллионов, будет еще мало.
– Пожалуй… – Денис Андреевич разом потерял голос. – Так сколько вы полагаете?
– Семь, скорее, восемь. Нет, все же семь с половиной.
– Торопец, с кем вы торгуетесь? Со смертью? – голос президента зазвенел.
– Простите, но я при вас строю свои догадки касательно числа восставших. Еще если учесть, что каждый из них активен и с первого же числа проявлял свои смертоносные качества – помните, случай в Ижевске? – значит, мы можем предположить, что хотя бы каждый второй из восставших вполне мог укусить хотя бы одного из живых…
– Черт возьми, Торопец! – вскричал Денис Андреевич, поднимаясь. Я немедленно поднялся следом. – Вы уже дошли до десяти или одиннадцати миллионов зомби, шастающих по всей стране. Вы понимаете, что это значит?
– Полагаю, только то, что операция была априори провальной.
– Да черт с ней, с операцией. На нашей территории армия, которой не было даже во времена гитлеровской оккупации. И как ее вычистить, я не имею ни малейшего представления.
– Теперь, это задача не ОМОНа, и даже не внутренних войск, а Генштаба. Придется мобилизовать все и всех. И как можно скорее.