Ощупывая слона. Заметки по истории русского Интернета
Шрифт:
Отменен концерт группы KISS.
Как всякое массовое чувство, культурная ностальгия вызывает омерзение. К сожалению, омерзение это не спасает от ностальгии тебя самого. Таким образом, культурологические наблюдения над обществом в который раз оборачиваются наблюдениями культуролога над самим собой.
Пока ностальгические чувства вызывало то, что я любил двадцать лет назад, я терпел. Но когда развешенные по всему городу афиши группы KISS стали вызывать у меня меланхолическую задумчивость и желание рассмотреть их поближе, я понял: предел морального падения достигнут.
Впрочем, в моем сознании группа KISS
Вот он, ностальгический запах! Вдохнем его полной грудью, впитаем всеми порами, вслушаемся всеми ушами. «Агрессоры НАТО», «народ Сербии поднялся как один»… что там еще в запасе? Слово, как любят подчеркивать поэты, — настоящее магическое оружие. Принято считать, что они имеют в виду поэтическое слово — но, как мы видим, слово газетной передовицы тоже может сработать: потому я склонен полагать, что отмена концерта KISS (вряд ли по инициативе принимающей стороны) объясняется именно этим магическим влиянием слов. Музыканты — или их менеджеры — испугались, хотя вряд ли кому-то пришло бы в голову на рок-музыкантах выместить свое недовольство политикой Североатлантического альянса. Просто знакомые лингвистические формулы вытащили из забвения заржавленную тень железного занавеса.
Теперь ностальгия по-настоящему правит бал: нам сначала напомнили про группу KISS, а потом, как в старые годы, все отменили. Еще бы парочку продуктовых очередей на Москву — и глядишь, к поколению тридцатилетних вернется юношеская гиперсексуальность.
Начался суд над Авдеем Тер-Оганяном.
Художник Авдей Тер-Оганян был обвинен в оскорблении чувств верующих. Во время выставки «Арт-Манеж» он разрезал несколько бумажных икон, приобретенных им в церковной лавке в Софрино, был задержан, выпровожен с выставки и обвинен на основании статьи УК Несколько месяцев не стихают споры об акции Тер-Оганяна.
В свое время я выступил скорее с осуждением, чем с одобрением акции Тер-Оганяна. Мне казалось, что использование предметов, связанных с трансцендентной стороной бытия, в художественных и политических целях, по крайней мере, не особо интересно. Я даже признавал, что подобные действия вызвали бы у меня больше понимания, если бы Авдей был не художником, а еретиком или сатанистом. Я приводил в пример Тер-Оганяну дзенского учителя Танку, который, как известно, сжигал статуи Будды, чтобы согреться. Для меня тут важно, что мастеру дзен позволено то, что не позволено художнику. Если и делать такое, то не в качестве художественного жеста.
Однако перспектива трехлетнего заключения за проведение не очень остроумной и тактичной художественной акции заставляет меня заступиться за Тер-Оганяна. Все-таки он делал это не в церкви и не на улице, а на выставке, в маркированном пространстве. Можно сказать, что очень немногие верующие могли это видеть, и потому все действия Тер-Оганяна оскорбляют не верующих, а объект их веры. То есть Бога.
За оскорбление религиозных чувств нескольких человек три года российской тюрьмы — слишком жестокое наказание. Но, возможно, за оскорбление Бога — слишком мягкое. Потому что даже Верховный суд — все-таки не Высший. И с последовательно религиозной точки зрения Господь, оскорбленный выходкой (акцией) Авдея Тер-Оганяна, сам подберет ему меру пресечения.
Майкл Джексон дал интервью газете «The Mirror»
Интервью,
В четко структурированном мире Джексон занимает положение, ускользающее от всяких жестких дефиниций и классификаций. Он негр? Белый? Голубой? Зеленый? Не знаем. Он сделал операцию, чтобы мы ничего не могли понять про его расу. Он общался с детьми, чтобы мы ничего не могли понять про его ориентацию (любит он мальчиков или девочек? Или и тех и других? И если да, то как он их любит?). Он изображает оборотня в известном клипе и возит с собой свою огромную статую. Он — воплощение медиатора, посредника — между полами, расами, живым и неживым, человеком и животным. Донна Харуэй сказала бы, что он — киборг.
И вдруг — обычная лажа про дружбу с леди Ди, царство ей небесное. Будто дружба с коронованной особой что-то может ему прибавить. Это принцесса Диана должна была бы гордиться дружбой с ним. Или — в крайнем случае — можно было бы рассказать всю эту историю (звонила… исповедовалась…), если бы леди Ди звонила ему после смерти.Уже с того света.
Ведь настоящий посредник — всегда посредник между жизнью и смертью. Между живыми и мертвыми.
Нарисуй своего Сальвадора Дали.
В Испании арестован Джон Питер Мур, работавший личным секретарем Сальвадора Дали в последние годы жизни художника. Мура обвинили в изготовлении 10 000 поддельных литографий Дали. Почти все они были пронумерованы и подписаны художником. И ни один эксперт не заподозрил подделки. Учитывая, что продавались литографии по тысяче с лишним долларов (все-таки литографии, что поделать), нетрудно подсчитать, сколько наварил на этом Джон Питер.
А теперь главное. Выяснилось, что, хотя литографии были новоделами, все подписи Дали были подлинными.
Оказывается, незадолго до смерти Дали на всякий случай надписал 350 000 (прописью: триста пятьдесят тысяч) чистых листов бумаги. Утверждается, что он достиг удивительной скорости в 1800 автографов в час. Иными словами — подпись в секунду. Попробуйте сами — и вы получите еще одно подтверждение тому, что Дали был очень трудолюбивый человек.
Что же подвигло Дали на подобную экстраваганцу? Первая причина очевидна: художник очень любил деньги и не мог удержаться. Гениальный способ избавить себя от лишней работы — только подписать, а остальное пусть делает секретарь. Вряд ли его волновало, что там будет после его смерти. (Точнее, что будет тут.)Но больше хочется верить, что у Дали была и другая причина.
Вдруг на старости лет Дали вспомнил, что когда-то начинал не как Главный Сюрреалист, а как член группы художников-сюрреалистов, провозглашавших конец буржуазного искусства. Они надеялись, что творчество перестанет быть уделом избранных и станет доступно всем. Сам Дали предпочел коллективному творчеству — индивидуальное. Но, может быть, перед смертью, двигаемый ностальгическими мотивами и понимая, что всех денег уже не заработать, он решил создать триста тысяч заготовок, позволяющих любому, кто способен управляться с литографическим оборудованием, создать «произведение Сальвадора Дали».