Осел у ямы порока

Филиппов Алексей Николаевич

– Стой, – шептал умный внутренний голос, – еще неизвестно о чем пожалеешь больше. Стой, не будь дураком. Какое дело тебе до этого мужика, ты ж его сегодня первый раз видишь, и может, вообще никогда не увидишь больше. О себе думай. О тебе ведь никто не подумает. Плевали все на тебя с высокой колокольни. Не будь дураком.

– Трус! – зло подвела итог моим сомнениям муха, – а его еще рыцарем называют? Позор! Не будь трусом-то, размазней не будь, у тебя сейчас последний шанс, завтра может быть поздно будет? Видела бы сейчас тебя Ксюша? Позор! Тоже мне рыцарь выискался, да разве рыцари такие бывают? Беги!

Я побежал, уже заранее проклиная себя за очередную глупость и ненавидя эту дурацкую муху в своей голове. Вот

бы сейчас туда дихлофосу прыснуть. Вот тогда бы этой дуре точно бы не до нотаций было. Ишь ты даже рыцарем удумала укорить?

19

– Товарищ директор подождите минуточку, можно к Вам обратиться? – уже за дверью проходной закричал я. – Подождите!

– В чем дело? – чуть испуганно встрепенулся директор, потеряв на миг свою важную осанку. – По какому вопросу?

– По личному я.

– По личному приходите в понедельник с четырнадцати до семнадцати часов в мой кабинет, а сейчас мне некогда и я ведь тоже имею право на отдых. Я ведь тоже человек из крови и плоти.

– Я по Вашему личному делу. Именно только по Вашему. Послушайте меня, пожалуйста.

– По-моему? – директор так высоко вскинул густые брови, что те почти уперлись в верхний край лба. – Это, о каком же моем личном деле мы можем говорить с Вами? Интересно.

– Вас хотят убить! – выпалил я ключевую фразу своего сообщения, подготовленную во время кратковременной гонки преследования за директором.

– Меня? – вроде, как не поверил мне собеседник, но заинтересовался, и мы спустились с ним к ближайшей лавочке у проходной.

Я начал рассказывать всё по порядку, начиная с трагической гибели дяди Феди. Сначала я рассказывал стоя, но вскоре мы сели. Сказ мой директора заинтересовал, озадачил и вроде бы как даже чуть-чуть напугал. Он несколько раз переспросил меня о том, кто еще знает об угрозе его жизни. Узнав, что никто кроме нас двоих не знает, он раз пять повторил слово «Интересненько!» и стал уточнять детали, особенно имена и фамилии. Но деталей особых-то и не было. Я ведь всё, что знал, честно рассказал. Мне-то таить совершенно нечего. Тут такое дело, что чего-то и утаить страшно. После выяснения этого факта директор закурил и предложил закурить мне, я, конечно же, не отказался. Когда мы немного накурились, весьма озадаченный мною руководитель спросил кого-то невидимого в настоящее время:

– И что же это за гнида меня заказала? И ведь не узнаешь сейчас. Довериться ведь никому нельзя. Ведь любой заказчиком может оказаться. Окопался он на комбинате и козни зловредные готовит. Вот так задачка. Сразу за один присест и не решишь.

– Может нам в милицию сейчас пойти? – предложил я, как мне показалось достаточно умную вещь.

– В милицию, говоришь. Нет, я пока не пойму что к чему и милиции опасаться буду. Сам же рассказывал, как Мутного замочили и кто замочил. Нет, в милицию сейчас никак нельзя. Надо сначала немного самому разобраться.

Он закурил еще и я с ним тоже, потом он поинтересовался моим именем, где живу, и тоже представился официально, как директор комбината.

– Слушай Андрей, – задумчиво начал он после завершения процесса взаимных представлений. – Доверится мне на комбинате некому, разве, что кроме тебя. Поэтому и прошу у тебя помощи. Помоги мне, а уж я потом с тобой рассчитаюсь. Я понимаю, что впутываю тебя в опасное дело, но очень прошу помочь. У меня просто другого выхода нет, и помощи пока ждать не от кого, только от тебя. Я по роду своей деятельности старался не вступать ни с кем в дружеские отношения и видишь, как оно повернулось. Помощи мне теперь точно ждать неоткуда. Помогай ты, если, конечно сможешь.

Я, не избалованный вниманием больших руководителей, конечно же, выразил согласие, но совершенно не понимал, в чём я могу помочь Павлу Викторовичу, так именно звали директора. Наверное, он тоже пока не понимал, но он

думал.

– Эх, узнать бы кому Павел про диктофон сказал, – молвил во время думы директор, – тогда б мы с тобой в миг разобрались что – к чему. Эх, узнать бы? Только как? Он-то тебе никаких намеков не делал?

Я снова отрицательно закачал головой. Мы ещё раз закурили. В это время на парадное крыльцо комбината стали по очереди выбегать мои напарники. Я хотел подойти к ним, но Павел Викторович, пресек это мое хотение и крикнул тете Гале, чтобы она позвала начальника караула. Тетя Галя не подкачала и начкар через минуту стоял перед директором, как Сивка-Бурка перед дураком из сказки. Своевременно данными начальнику караула указаниями я был немедленно освобожден от несения караульной службы и оставлен рядом с директором в покое. Мы опять думали, но думали по-разному, и очень скоро я на деле убедился в преимуществах высшего образования перед неуверенным средним. Павел Викторович кое-что придумал. Он переспросил меня о дате моего последнего разговора с Пашей и снова громко позвал начальника караула и прошептал ему что-то на ухо. Начкар сразу же убежал, несмотря на свой преклонный возраст, достаточно резвой рысью. Явился он скоро с большим таинственным пакетом. Директор молча отдал пакет мне, и мы также молча пошли в неизвестном, опять же мне, направлении.

Это направление привело нас к небольшому двухэтажному особняку, где, как, оказалось, проживал Павел Викторович. И еще оказалось, что жил он временно один из-за отъезда остальных членов семьи на отдых к иностранному теплому морю. Директор усадил меня в мягкое кресло, угостил рюмкой ароматного коньяка и раскрыл тайну принесенного мною пакета. В пакете лежали кассеты видеонаблюдений службы охраны за тот день, когда я отдал злополучный диктофон Паше. Молодец Павел Викторович, это ж надо про такое смекнуть. На кассетах всё прерывисто и неестественно двигалось, и скоро на фоне этой неестественности я заметил себя. Вот он я, бодро шагаю к проходной и вот я же, но уже на обратном пути. Директор заметил время и стал рыться в пакете, выискивая следующую кассету для просмотра. На следующей кассете я увидел вертушку моего нынешнего поста и к великому удивлению своих же напарников – Кузьмича с тетей Галей. Они были также веселы и довольны друг другом, а заодно и тяготами караульной жизни.

– Счастливые люди, – вторично за этот вечер я позавидовал коллегам. – Вот что значит любовь.

Однако зависть была весьма кратковременной и быстро сменилась радостью удачи с приличной грустью сожаления о потере друга. На экране Паша был ещё живым и двигался куда-то по своим живым заботам. Он на немного замер перед охранниками, видимо делая им замечания с указаниями, и свернул к лестнице в административно-управленческое крыло. Директор опять нырнул в пакет и зашуршал там мелким зверем. Павел Викторович прекрасно знал, что делать и главное как делать, третья кассета тоже оказалась результативной. По широкому коридору опять размашисто шагал Паша. Директор замер в серьезном напряжении, предвкушая радость удачи. Тот за кем мы следили, вел нас к своей цели. К нитям таинственного заговора и страшный паук был уже рядом. Только кто же он? Эх, знал бы Паша к чему идет. В миг бы он тогда остановился, и не сидели бы мы сейчас здесь с самим директором «Хмельной Забавы» в глубоких подозрительных раздумьях. И вот Паша взялся за ручку двери.

– Вот сволочь! – заорал Павел Викторович. – Вот пригрел гадюку на мохнатой груди. Я же его тварь из производственного отдела вытащил. Кто он был там? Кто? Дрянной экономистик с трясучей попой, а я его начальником ревизионного отдела целого комбината сделал. И вот она, благодарность. Получите Павел Викторович. Видишь, Андрюха как бывает. Вот это да. Вот уж не ожидал. На кого угодно думал, только не на него, хотя мысли кое-какие иногда проскакивали. Скользкий тип, потому как улыбчивый очень.