Осень бедствий
Шрифт:
И капают медленно слезы на кудель. Одна за одной, одна за одной...
Когда в окошко тихо постучали, Прасковья не сразу поняла, что происходит. Встала, приоткрыла ставню...
Стекла?
Были бы! Дорого это, не по карману, окно бумагой затянуто...
– Кто там?
– Я одна. Пустите, люди добрые, я вам добром отплачу.
И под бумагу проскользнула серебряная монета.
Прасковья поглядела на нее дикими глазами, а потом...
Потом схватила монету,
Таких гостей отваживать не надо. На эту монету она столько всего детям купит... и муки на зиму запасти можно будет, и овощей прикупить...
Засов приподнялся, дверь скрипнула, приоткрываясь, и в дом вошла... женщина.
Но какая!
Прасковья в шоке уставилась на гостью.
Та была невысокой, худощавой, темноволосой, а еще...
Она была одета в брюки и рубашку. И куртку поверх... да разве ж бабы так ходят?!
Яна, а это была именно она, огляделась.
– Хозяюшка, скажи, лекарь какой в селе есть?
И в ладони Яны сверкнул рубль, лишая бедную женщину всякого соображения.
– Мамань?
– вякнул с печи Ванечка-младшенький.
Яна прищурилась.
– Сын?
– Сыновья, - кивнула Прасковья.
– А еще кто?
– Простите, тора?
Прасковья не поняла, о чем ее спрашивают, и Яне пришлось разъяснять.
– Ты и ребенок - вся семья?
– Н-нет, тора. Еще сын есть.
– А муж?
– В солдаты забрали.
– Другая родня?
– Одни мы живем, тора.
Яна хмыкнула. А кажется, жизнь налаживается?
– Держи. Деньги тебе, в любом случае пригодятся.
И в ладонь женщины лег еще один полновесный рубль.
– Благодарствую, тора...
– Яна.
– Тора Яна?
– Зови просто Яна, тор сейчас не любят.
Это Прасковья поняла. Нет, никак не любят... Но...
– Как же я так...
Сомнения женщины разрешил еще один рубль, положенный в мозолистую, корявую от постоянного труда, ладонь.
– Яна....
Яна улыбнулась.
Деньги творят чудеса, кто бы сомневался? Что ж... за то, что убийцы снабдили ее деньгами, она тоже оказала им милость - они умерли безболезненно. И даже получили огненное погребение.
А теперь надо договариваться.
– Хочешь еще денег? Рублей пятьдесят?
Прасковья всхлипнула - и осела на пол. Ноги не держали.
Пятьдесят рублей, это ж... это ж на коровку сторговаться можно! На телочку, молочную...
Яна поспешила поднять ее.
– Мамка?
– высунулся с печи и Васятка.
– Все хорошо, - успокоила их Прасковья.
– Обеспамятела я чуток, уж
– Бывает, - Яна пристроила женщину за стол.
– Но деньги не просто так тебе достанутся. Мне помощь нужна.
– Чем я...
Яна пожала плечами.
Врать?
Лучше все говорить, как можно ближе к правде. Только чуток сместить акценты.
– Мы с сестрой торы, тут ты правильно поняла. На наше поместье налетели, матушку с батюшкой убили, нас хотели ссильничать, мне удалось пистолет схватить...
– Ох ты ж...
Прасковья поверила безоговорочно. Бывало такое, она слышала. Еще как бывало... страшные времена настали, ох, страшные...
– Мы смогли сбежать. Но сестру ранили.
– Творец единый!
– Сама понимаешь, лекарь нам нужен, а вот показываться людям не хотелось бы. Искать нас будут...
Прасковья прикусила губу. Дело оборачивалось другой стороной. Тора приехала, да и уедет, а ей тут жить.
– Может, сможешь показать, где лекарь живет? Я с ним сама договорюсь.
– Как не смочь, тора.
– Еще мне кое-что прикупить понадобится. Сможешь купить и принести?
– Смогу, Яна.
– Так и договоримся.
Яна выложила на стол несколько бумажных купюр, при виде которых глаза Прасковья жадно блеснули. Жалко девушке не было.
Крестьянская изба...
Хибара, она же халупа, разделенная на две части большой русской печью.
Пара лавок, пара сундуков...
Занавеска между двумя частями, убогая утварь на столе, прялка, старая, Яна такую только в музеях видела.
Потолки низкие, головой задеваешь, а ведь она невысокого роста. И то - зимой высокие потолки поди, протопи! Нищета... гольная, кондовая и истовая. Страшная нищета.
Дети...
Глазенки с печи поблескивают... страшно им. И Яне было бы страшно.
Шанс выжить она им даст. Хоть и не слишком большой... Господи, если ты есть!? Тебе на это смотреть не совестно!?
Ладно еще взрослые - мы сами с собой такое делаем, что иной маньяк от зависти заплачет. Но дети!?
Им-то это за что!? За грехи родителей?
Знаешь... а родителей спросить не хочется? Да любая нормальная мать пузом по колючей проволоке проползет, лишь бы ее ребенку хорошо было.
Ладно. Через год она в гостях у Хеллы окажется - вот и поинтересуется. А пока...
– Проводишь к лекарю?
– Да, конечно, Яна. Только.... Вот, ежели кто увидит...
Соображала Прасковья быстро. Действительно, баба в кожанке. Но и надевать платье, до которого дотронуться-то страшно было, такое оно ветхое...
Яна покачала головой.