Осень прежнего мира
Шрифт:
Все взглянули в ту сторону и увидели невысокую, одетую (если можно было это так назвать) в несколько полосок кожи невысокую фигуру, безволосую, с глубоко посаженными глазами и покрытую чешуёй. Короткий хвост забавно подрагивал позади. Существо прошло, в окружении дариона и двух своих сородичей, о чём-то беседуя.
— Канасс, — пожал плечами дарион. — Сами они называют себя Хансса. Здесь все чувствуют себя, как дома. Время войн давно позади.
Когда экипаж мягко тронулся и покатил по безупречно гладкой мостовой, Коллаис быстро сморила дрёма. Она
— В моём доме, — дарион помог сонным путникам выбраться наружу и указал на входную дверь. — Вы будете отныне желанными гостями. Прошу вас.
Коллаис уже не могла ничему удивляться. Помнила только, как её провожают в комнату и, сняв с себя часть одежды, упала на необъятное по размерам ложе, вновь утонув во сне. На сей раз, как следует.
— Странно это, — отозвался Бревин, расхаживая по комнате и время от времени выглядывая в окно. Мягкий, рассеянный свет сочился откуда-то сверху, — достаточно яркий, чтобы на улице (или как следовало говорить?) можно было читать. — Как им удалось сделать такие огромные пещеры? Неужели они не боятся, что в один прекрасный день всё это рухнет?
Дариона не было с ними; дождавшись, когда его гости проснутся, он пригласил их к столу (который привёл в восторг всех, включая монаха) и, извинившись, ушёл. Улица была пустынной; изредка по ней проезжали такие же безлошадные экипажи или проходили прохожие. Преимущественно там было пустынно.
— Они никогда не рушатся, — возразил Ользан. — Пока дарионы живут здесь и почитают Глубинных Владык, ничто не может угрожать их жилищам. По крайней мере, насколько я помню.
— Не перестаю восхищаться тем, как много ты знаешь! — воскликнул Бревин. — Мне неловко говорить, но рядом с тобой я постоянно кажусь себе неучем.
— Ничего страшного, — успокоил его Унэн. — Когда-то и я так себя чувствовал. Правда, давно это было, уже забыл. А если Олли начнёт хвастаться познаниями, то пусть посостязается со мной, — и снисходительно посмотрел на своих друзей.
— Да ну, много, — рассмеялся художник и махнул рукой в сторону монаха. — Просто я люблю читать. Только и всего.
— А вот что мне интересно, — Коллаис закончила причёсывать волосы и села рядом с братом. — Почему он такой гостеприимный? Он ведь видит нас впервые в жизни.
— Закон гостеприимства — главный для них, — ответил Унэн. — Как это ни странно, дарионы ко всем обитателям внешнего мира относятся благожелательно. Если, конечно, не осквернить их гостеприимства или не быть их кровными врагами. Последнего легко достичь, но оно очень дорого обходится.
Бревин поджал губы и приподнял голову, но промолчал.
— Походите по дому, — посоветовал Унэн, складывая ладошки на животе и откидываясь в кресле. — Это вас позабавит.
— Вряд ли хозяину понравится, что мы изучаем его жилище, — возразил Бревин. — По-моему, это невежливо. Или даже неприлично.
— Не
В доме было, действительно, много диковинок.
Во-первых, далеко не всё было сделано из камня или металла. Попадалось и дерево — скажем, в креслах — и ткань, порой удивительно тонкая и прочная. В комнате, служившей им столовой, убранство было скромным. Кресла, стол, с крышкой из полированного камня, шар-светильник на стене и ничего более.
В других комнатах было немало интересного. Тончайшие изделия из камня и металла — посуда, всевозможные сосуды и столовые приборы; попадались также изделия из стекла и совершенно непонятных материалов — например, прочных, прозрачных и гибких нитей. Соседняя со столовой комната была похожа на выставку произведений искусства.
— Если даже оценивать это в деньгах, — прошептал Бревин, словно громкий голос мог повредить изысканной гармонии этих шедевров, — то здесь предметов на несколько миллионов. Когда это он успел всё это создать?
— Для нас это невиданное красоты шедевры, — ответил Унэн, неожиданно возникнув у него за спиной. — Для него это — всего лишь должная доля гармонии. Ты не видел того, что они считают произведениями искусства. Впрочем, если и увидишь, то наверняка не ощутишь всё так, как ощутил бы дарион. Или ольт.
— Да ну, — Ользан недоверчиво покачал головой. — Разве ольты создают менее красивое? По-моему, они всегда считаются подлинными знатоками красоты.
— Порой — да, — кивнул Унэн. — Но у меня возникало впечатление, что ольты часто ставят красоту впереди практической пользы. Красота ради себя самой. Это, без всякого сомнения, достойно громкой похвалы — достаточно увидеть ольтийские творения. Для дарионов же главное — практичность. Красота и гармония не вредят их предметам — они делают их… более правильными, что ли. Сами они называют это улданх…
— Ульданх, — поправил его Ользан и все взгляды на миг задержались на нём.
— Благодарю, — человечек чуть поклонился — как обычно, с иронической улыбкой. — Что означает «уместное великолепие». Или что-то подобное.
Хотя в комнатке было от силы с полсотни предметов — расставленных на многоэтажных деревянных полках — все провели там добрые полтора часа, подолгу рассматривая один предмет за другим.
— Как можно есть или пить из такого! — удивлялась Коллаис. — Я бы в лучшем случае любовалась ими на каком-нибудь пиршестве. Но чтобы есть из этакой красоты… по-моему, это недостойное занятие.
— Глупости, — хмыкнул монах. — Из чего, по-вашему, мы сегодня ели? Присмотрись в следующий раз. Точно такая посуда.
…Но более всего девушку потрясла умывальная комната, где из простой металлической трубки начинала литься вода, стоило лишь нажать на расположенную рядом панель. После короткого и полного неожиданностей общения с диковинным устройством выяснилось, что умелым манипулированием четырьмя панелям над трубкой можно было заставлять литься из трубки либо холодную, либо почти кипящую воду — более или менее обильно.