Осень сорок первого, или Возвращение осознанной необходимости
Шрифт:
Разочарованный, Андрей пошел назад на Шаболовку.
— Быстро ты вернулся, дядя Андрей. А мама где? — спросила Настя, когда он пришел назад через каких-то полчаса.
— Оказалось, что твоя мама уехала в университет, на Моховую. Так что подожду ее здесь, — ответил Андрей.
— Ну что же, подожди её. Проходи, — и Настя распахнула перед ним дверь.
Минут через двадцать в дверь позвонили.
— Странно, — сказала Настя, — кто это может быть. Может, мама ключ забыла? Кто там? — крикнула она в сторону входной
Из-за двери мужской голос спросил Елену Сергеевну.
— Её нет. Что ей передать? — спросила Настя, подходя к двери.
— Это Евгений Викторович, с работы. Она скоро придет?
— Я не знаю. Ничем не могу помочь, извините, — сказала Настя и ушла от двери.
— Кто это был? — спросил Андрей.
— Да один, с маминой старой работы, ходит за ней, год уже, наверное , надоедает только. Противный дядька. Мне он не нравится. И маме тоже, — посмотрев на Андрея, слишком уж равнодушно сказала Настя и, подойдя к окну, посмотрела на улицу. — Стоит, гад, у подъезда. Ждет. Шел бы ты, Евгений Викторович, домой к себе, нечего тебе здесь делать.
Андрей встал и начал одеваться.
— Ты куда, дядя Андрей? — спросила Настя, оторвавшись от созерцания стоящего у подъезда маминого воздыхателя. — Ты его не бей, он потом маме неприятности на работе устроит, когда она туда вернётся.
— Настя, никого я бить не собираюсь, успокойся. Может, с человеком просто поговорить надо, он заблуждается, а об этом ему никто сказать не может.
— Ты его точно бить не будешь?
— Настя, перестань, пожалуйста. Я с ним поговорю и он пойдет домой, а мы будем ждать твою маму. Так тебя устраивает?
— Устраивает. Но я за тобой наблюдать буду.
«Странное дело», — подумал Андрей, спускаясь по лестнице, — «раньше за ней такого не водилось. Наверное, хрен этот угрожал Лене».
Мужчина лет сорока, высокий, с симпатичным лицом, в щегольской шляпе и явно дорогом пальто, стоял у подъезда и курил папиросу, небрежно стряхивая пепел. Пахло от него каким-то наверняка модным одеколоном, на шее виднелся небрежно повязанный шелковый платок. Вся его внешность говорила о том, что у Евгения Викторовича жизнь удалась.
— Привет, — сказал Андрей, подходя к мужчине.
— Здравствуйте. Мы знакомы? Вы чего-то хотели? — он говорил, будто делал одолжение.
— Нет, не знакомы, — ответил Андрей, — но это ведь легко устранить. Позвольте представиться, Волошин. Андрей Григорьевич Волошин, литератор.
— Евгений Викторович Покровский, химик. Кандидат наук.
— Вот видите, товарищ Покровский, мы уже и знакомы, — улыбнулся Андрей.
— Чем обязан?
— Видите ли, Евгений Викторович, так получилось, что мы с Вами интересуемся одной и той же женщиной. И я бы предпочел, чтобы в будущем она осталась со мной.
— Я не желаю обсуждать это ни с кем, а тем более, с Вами. Елена Сергеевна... я уже
— Холодит? — спросил он, показывая на правую кисть Покровского.
— Не понял, Вы о чем? — ответил тот вопросом, растерянно глядя на свою руку.
— Ну, в такую погоду от обручального кольца руки мерзнут, наверное, поэтому пришлось снять [7].
— Вы ничего не знаете, мы с женой разводимся!
— Ага, уже пять лет, но она болеет, так что придется немного подождать, да к тому же детям надо школу закончить. Про победу в войне не пробовал? Наверное, тоже пройдет. Слышь, кандидат наук, — Андрей шагнул к нему, так что тот оказался вынужден отступить назад, упершись спиной в стену дома, — давай, шагай к жене и детям.
Прижатый к стене, Покровский как-то мгновенно потерял весть свой лоск, лицо его побледнело, губы задрожали. Он попытался что-то ответить, но смог только кивнуть.
— Ладно, прощай, кандидат химических наук, — Андрей подтолкнул его рукой и тот безропотно побрел, опустив плечи. — И, Женя, — позвал он Покровского, тот сразу же остановился, не поворачиваясь, — если в будущем доведётся вам работать вместе, не надо пытаться устроить Елене Сергеевне проблемы, не по-мужски это. Понял? Ну, если понял, давай, иди.
Глядя на испачкавшуюся в побелке удаляющуюся спину менее удачливого поклонника своей (так уж ему хотелось думать) женщины, Андрей почему-то отряхнул руки.
____________________________________________________
[1] Анекдот о жене, которая в тщетных попытках обратить на себя внимание мужа, надевает противогаз и получает в ответ реплику «Брови, что ли, выщипала?».
[2] Все фотоаппараты и радиоприемники у населения вскоре после начала войны изъяли. Именно с этим связано столь малое количество неофициальных снимков того времени. Так, о первом дне московской паники мне не удалось найти ни одной фотографии, только свидетельства очевидцев.
[3] Как отмечают многочисленные свидетели, Юрий Карлович Олеша в течение многих лет являлся не только завсегдатаем, но и почти символом «Националя», где его кормили и поили не только в долг, но, зачастую, и бесплатно. Получив в пятидесятых гонорар за переиздание своих книг, разбогатевший Олеша подарил каждому официанту ресторана наручные часы, чрезвычайно статусную вещь в то время. Князем «Националя» называл он себя сам. Вениамин Рискинд — поэт-песенник, друг и постоянный спутник Олеши.
[4] Аллюзия к «Долгому прощанию» Юрия Трифонова, герой которого, Гриша Ребров, именно это заказывал в «Национале».