Осень

Цзинь Ба

— Эй, сестра! Гребете двое, а лодка на месте стоит? Я один быстрее вас гребу. Хочешь состязаться со мной?

— Ну и шалопай! Не боится, что выдерут — опять сбежал с уроков, — тихо выругалась Шу-хуа, не обращая внимания на брата.

В лодке Цзюе-ина находились также Цзюе-цюнь и Цзюе-ши; все трое, сняв халаты, остались в нижних рубашках. Когда Цзюе-ин окликнул сестру, братья поддержали его предложение, захлопав в ладоши.

— Уже отпустили с уроков, барин? — крикнула Цуй-хуань.

— А ты бы поменьше рот разевала, Цуй-хуань. Не твое

дело — обо мне заботиться. Я сам себя отпустил. Тебе — не все равно? — залился наглым смехом Цзюе-ин, поворачиваясь к ней.

— Может, ты скажешь, Цзюе-ин, зачем в таком случае пригласили преподавателя? — не выдержала Шу-хуа, начав злиться.

— А я его и не приглашал, чего ты меня-то спрашиваешь? Иди у отца спроси, раз ты старшая сестра, — грубо ответил Цзюе-ин.

— Преподавателя пригласили, чтобы он учил вас. На это тратят больше десяти юаней серебром каждый месяц, а вы не занимаетесь. Только деньги бросают на ветер! — Ответы Цзюе-ина вывели Шу-хуа из себя и она покраснела.

Лодка Цзюе-ина подошла к их лодке. Цзюе-ин перестал грести, состроил гримасу и, вращая головой, заскрипел зубами. Довольный произведенным эффектом, он расхохотался.

— Подумаешь, восемь — десять юаней. Разве это деньги? У нас денег хватит. Не беспокойся, если и выбросим немного на ветер. Во всяком случае, твое приданое не убудет!

— Попридержи язычок, Цзюе-ин! — пригрозила рассвирепевшая Шу-хуа.

Но Цзюе-ин только заливался довольным смехом и, желая еще больше раздразнить сестру, выкрикивал:

— Ага! Опять в краску бросило? Не можешь меня переговорить, так не берись! Зачем же зря нервы расстраивать? А то еще заболеешь от злости, придется на врачей тратиться.

— Замолчи! Не хочу говорить с тобой! Разве из этой собачьей пасти можно услышать что-нибудь дельное? — выругалась взбешенная Шу-хуа и приказала Цуй-хуань: — Греби быстрее! Не будем обращать на него внимания. — И, сделав усилие, они несколько отплыли в сторону.

Но Цзюе-ин не отставал, упиваясь своей победой:

— Чего же ты удираешь, сестра? И вообще, как старшая сестра, ты должна подбирать выражения. Я, значит, собака? А ты кто? Разве не такое же «четвероногое»? Во всяком случае, пес не хуже, чем сука.

Капля дождя упала Шу-чжэнь на лоб. Шу-хуа хотела еще продолжать перебранку, но Шу-чжэнь умоляюще обратилась к ней:

— Шу-хуа, дождь пошел. — И дернула Цинь за рукав: — Уговори ее, пожалуйста.

На остальных тоже упало по одной-две капли дождя.

— Хватит разговаривать, Шу-хуа, ты и так на него слишком много времени потратила, — добродушно пожурила сестру Цинь.

Звук падающих капель нарушил покой окружавшей их природы; все вокруг ожило; поверхность воды покрылась блестящими бусинами пузырей.

До боли закусив губу и не отвечая, Шу-хуа гребла с таким усердием, что на лбу у ней выступил пот. Вытирать его было некогда. Смех трех младших братьев заставил ее еще сильнее закусить губу, но боли она не чувствовала.

Лодка развернулась и пристала

к «веранде дождя». Девушки быстро взбежали по ступенькам, но усилившийся дождь уже успел оставить свои следы на их платьях. Они почти бегом прошли через арочную дверь и остановились у покрытых красным лаком перил галереи, где принялись вытирать платками мокрые волосы. Дождь неумолчно стучал по листьям банановых деревьев; его отдельные капли уже превратились в сплошные нити, свисавшие откуда-то с вышины, и весь воздух был затянут этой непроницаемой пеленой.

— А мы сегодня действительно на «веранде дождя», — улыбнулась Юнь и, повернувшись к Шу-хуа, неожиданно вскрикнула: — Что это? Почему у тебя губы в крови?

— Да она прикусила губу! — встревожилась Цинь и ласково упрекнула сестру: — Ну, зачем так, Шу-хуа? Что пользы спорить с Цзюе-ином?

X — Каждый раз, когда она с ним связывается, она прямо выходит из себя, — шепнула Шу-чжэнь, обращаясь к Цинь.

Шу-хуа неожиданно нахмурилась и с сердцем произнесла:

— Я тоже больше не могу здесь жить. Когда-нибудь и я уйду.

— Уйдешь? А куда? — полюбопытствовала Юнь.

— Куда-нибудь — все равно. Лишь бы уйти. Не могу я видеть все это, не могу видеть этих людей! — гневно вырвалось у Шу-хуа; в глазах ее сверкали презрение и ненависть.

— Уйти, конечно, хорошо. Но не так это легко, — задумчиво произнесла Цинь, сочувственно глядя на Шу-хуа.

— Уйду к Цзюе-хою, к Шу-ин! — Голос Шу-хуа звучал резко: казалось, она сердится на них за то, что они мешают ей уйти.

Цинь виновато улыбнулась; в глазах ее вдруг засветилась надежда. Она принялась мягко убеждать сестру:

— Конечно, решимость твоя похвальна, Шу-хуа, только от пустых разговоров проку мало. Почему бы тебе сначала не поступить в колледж позаниматься? По-моему, твоя мать должна согласиться. Цзюе-синь и Цзюе-минь помогут тебе. Поступай в Первое женское училище — я могу устроить это.

Казалось, все раздражение и весь гнев с лица Шу-хуа унесло каким-то ветром — так оно изменилось.

— Правда, можешь устроить, Цинь? — недоверчиво радостно спросила она. — Я боюсь, что не выдержу экзаменов. Ты же знаешь, что я — лентяйка и никогда как следует не училась. — На ее непосредственном, веселом лице появилось выражение раскаяния. Умоляюще глядя на Цинь, она ждала ее ответа.

— Лишь бы ты сама решилась — остальное не так важно, — заверила ее Цинь, довольная тем, что ее слова произвели впечатление на Шу-хуа. — Если боишься не сдать, не спеши идти сдавать. Подожди, пока я замолвлю словечко директору, пойдешь сдавать одна, после всех. Обязательно примут.

— Я не знаю, что сдавать. Боюсь, что и одна не выдержу экзамена, — все еще сомневалась Шу-хуа, но глаза загорелись надеждой.

— Неважно, я помогу тебе готовиться. Английский ты когда-то учила, а остальные предметы ты сама за эти полгода проходила. Можешь полностью положиться на меня, — ободряла ее Цинь, — только сначала договорись с матерью.