Осень
Шрифт:
— Проголодалась, наверное, — хмыкнул Сигеру и протянул девочке еще теплую картофелину.
Рей открыла глаза и увидела перед собой одну плывущую пелену. Пелена была непроглядной, молочно-белой и сплошной. Иногда сверху вниз проскакивал серый «снег» помех.
«Ударило по глазам. Это плохо. Я не смогу идти. Надо ждать еще».
Хоть пещера и была довольно теплой, но мокрая одежда неприятно холодила, да и есть уже хотелось. Ощупав пространство перед собой, Рей нашла раскрошенный заранее картофель и взяла маленький кусочек. Отправив его в рот, она едва смогла прожевать комок: во рту при всей влажности воздуха
«Это пройдет. Еще часа через два. Или три».
Надо было просто подождать, а ждать Аянами умела. Она просто сидела и слушала, как капли дождя выбивают безумный, но в тоже время осмысленный ритм. Это было как в бою: во всеобщем хаосе можно выделить закономерности и использовать их для своих целей.
Время шло. Дождь то утихал, то шел в наступление с новой силой, а правая рука отламывала от раскрошенного клубня кусочек за кусочком и отправляла их в рот. Холодные, сухие, но в тоже время сладковатые — они почему-то несказанно радовали Рей. Радовали, как Сигеру и Хьюга, шатающиеся по горам. Как Аска, растормошившая ее быструю, но размеренную жизнь. И как Юй, которая просто была добра к ней всегда. И как старик Фуюцки, который ждал ее.
— Кто там? — испуганно донеслось откуда-то из глубины пещеры.
Девушка через силу повернула голову, и тут же луч света больно ударил по глазам. Свет прорвал сплошную пелену, свет больно резал глаза, не давая зрению ничего, кроме боли.
— Аянами? Ты?!
Не различая образов, Рей не могла сказать, кто перед ней, да и голос она не узнала. Но поскольку сама была абсолютно беспомощна, то просто кивнула.
— Господи, слава богу, ты пришла, — протараторил женский голос. — Генерал весь извелся, после того, как мы не смогли наладить связь с двумя базами. Сколько пальцев видишь?
Все плыло перед глазами, а быстрая речь воспринималась просто отвратительно.
— Я… Пока не вижу, — ответила Рей заплетающимся языком.
— Господи, да на кого же ты похожа, — не унималась незнакомка, — вся чумазая, мокрая. Ты ведь так заболеешь.
«Заболею… Она из постоянных жителей лагеря, никогда не была ни в дозорах, ни в рейдах. Кто она?»
— Все в порядке. Мне нужна пара часов.
— Вот, пей.
Рей буквально запихнули в рот горлышко фляги, и там оказалась чистая вода, от которой она не решилась отказаться. С жадностью сделав пару глотков, девушка вздохнула с облегчением.
— Зачем ты разъединила связь с ружьем здесь? До нашего поста сто метров оставалось…
«Я не хотела, чтобы меня кто-то видел».
— «Ружье» сбоит, — ответила она вслух. Голос вышел почти привычным: тихим и ровным, без пересохшего шипения.
— Подумай хоть раз о себе. Хотя, конечно, ты правильно поступила. Страшно представить, чтобы было бы с тобой, погибни «Ружье» в синхронизации.
«Капитан Сорью пережила гибель своей Евы. И случайную синхронизацию с „Ружьем“ пережила. Интересно, я бы пережила такое?»
— Простите, а вы кто? — наконец спросила Рей, после того, как незнакомка стал вытирать платком ее лицо.
«Она навязчивая. Везет мне на таких».
— Я Майя Ибуки. Наверное, ты меня не помнишь — тебе было лет пять, когда мы последний раз
Майя все говорила, рассказывала истории из прошлого, которые сама Рей почти уже забыла. Лишь изредка они всплывали в памяти, но все это было следствием тесного общения с «Ружьем».
Закончив тараторить, Ибуки вернулась наконец к действительности:
— Сможешь идти?
— Думаю, да, — кивнула Рей.
Поднявшись с камня не без помощи женщины, Рей пару раз моргнула, пытаясь поймать фокус, но все плыло перед глазами.
— Держись за меня.
Майя взяла ее руку и положила ладонь себе на плечо.
— И давай «Ружье» мне.
Ибуки попыталась поднести руку к оружию Аянами, но та отдернула его и покачала головой.
— Не надо.
— Ну, как знаешь, — развела руками Майя, — тогда положи вторую руку мне на другое плечо и держись крепче: пещеры скользкие.
— Хорошо.
Камня вокруг становилось все больше, и вскоре Рей почувствовала, что по капюшону заморосила капель сталактитов. Эхо голосов терялось в невидимой каменной чаще.
— Может, уже расскажешь, что произошло?
— Ничего, — спокойно ответила Рей.
— Ты шутишь? — удивленно спросила Майя, и Рей ощутила, как дернулось ее плечо. — Мы не можем выяснить, что случилось с двумя лагерями. Не знаем, где Юй-сан, и уже перестали верить в то, что ты вернешься. И ты говоришь, что ничего не произошло?
— Все как обычно, Ибуки-сан. Как обычно. Мы просто потеряли их всех.
Аска зажмурилась от вспыхнувшего яркого света, и по ту сторону ослепительного сияния вздохнули.
— Привыкли к темноте, капитан Сорью?
В помещении было накурено, на сейфе в углу светились электронные часы, и Сорью точно знала, что для прихода Кадзи она просидела в затененном кабинете почти час. На улицах города сейчас царила глухая предутренняя тишина. За закаленным стеклом открывался вид на глубокий колодец, на самом дне которого пряталась пустая улица — но это все было за шторой, в воображении капитана. Сорью помнила, как ее вывели из автозака, как она шла к подъезду огромного небоскреба, как лифт дышал ей в затылок несвежим дыханием охраны, а в окошке счетчика давно уже мелькали двузначные числа.
И вот теперь вспышка лампы перечеркнула это все — белой слепотой, резью в глазах.
«Как в кино. Он знает, что я сравниваю это с кино, и все равно включает чертову лампу…»
В затененной части кабинета инспектор возился со стулом, шуршал бумагами и вел себя, судя по звукам, очень непосредственно и обыденно. Аска чувствовала его взгляд и изо всех сил старалась сидеть ровно.
— Что скажете по поводу условий своего, эм, размещения?
Девушка вспомнила свою тесную одиночную камеру и невыразительно пожала плечами: мол, все равно. Единственное неудобство состояло в том, что тюрьма находилась во временном военном городке, а на допросы ее таскали почти в самый центр столицы. Уже вторую ночь она сжималась внутри спецмашины, забивалась в угол и прислушивалась к тому, как немилосердная тряска по грунтовке становится все мягче, как разбитую окраинную дорогу сменяют мягкие и ухоженные покрытия улиц большого города. Аска думала о том, что очень боится боли — даже не так: она очень боится того, что это все будет напрасно. Что в каком-то тихом кабинете она будет загибаться от шока и унижения, и целью будет жалкая подпись, один кивок, одно согласие.