Осенние цветы
Шрифт:
– Так я спрошу, папашка, четыре бутылки пива и две лимонаду? Да? И для меня хоть плиточку шоколаду. Хорошо? Да?
– Две бутылки пива, бутылку лимонаду и больше ничего. Я не люблю, когда со мной торгуются. Если надо, я сам потребую.
– А можно мне одну подругу пригласить?
– Нет, уж пожалуйста, без всяких подруг.
Манька высунулась из двери в коридор и крикнула звонко:
– Экономочка! Две бутылки пива и для меня бутылку лимонаду.
Пришел Симеон с подносом и стал с привычной быстротой
– Ну вот, как хорошо устроились. С законным браком! – поздравила она.
– Папаша, угости экономочку пивом, – попросила Манька. – Кушайте, экономочка.
– Ну, в таком случае за ваше здоровье, господин. Что-то лицо мне ваше точно знакомо?
Немец пил пиво, обсасывая и облизывая усы, и нетерпеливо ожидал, когда уйдет экономка. Но она, поставив свой стакан и поблагодарив, сказала:
– Позвольте, господин, получить с вас деньги. За пиво, сколько следует, и за время. Это и для вас лучше, и для нас удобнее.
Требование денег покоробило учителя, потому что совершенно разрушало сентиментальную часть его намерений. Он рассердился:
– Что это, в самом деле, за хамство! Кажется, я бежать не собираюсь отсюда. И потом, разве вы не умеете разбирать людей? Видите, что к вам пришел человек порядочный, в форме, а не какой-нибудь босяк. Что за назойливость такая!
Экономка немного сдалась.
– Да вы не обижайтесь, господин. Конечно, за визит вы сами барышне отдадите. Я думаю, не обидите, она у нас девочка славная. А уж за пиво и лимонад потрудитесь заплатить. Мне тоже хозяйке надо отчет отдавать. Две бутылки пива, по пятидесяти – рубль и лимонад тридцать – рубль тридцать.
– Господи, бутылка пива пятьдесят копеек! – возмутился немец. – Да я в любой портерной достану его за двенадцать копеек.
– Ну и идите в портерную, если там дешевле, – обиделась Зося. – А если вы пришли в приличное заведение, то это уже казенная цена – полтинник. Мы ничего лишнего не берем. Вот так-то лучше. Двадцать копеек вам сдачи?
– Да, непременно сдачи, – твердо подчеркнул учитель. – И прошу вас, чтобы больше никто не входил.
– Нет, нет, нет, что вы, – засуетилась около двери Зося. – Располагайтесь, как вам будет угодно, в полное свое удовольствие. Приятного вам аппетита.
Манька заперла за нею дверь на крючок и села немцу на одно колено, обняв его голой рукой.
– Ты давно здесь? – спросил он, прихлебывая пиво. Он чувствовал смутно, что то подражание любви, которое сейчас должно произойти, требует какого-то душевного сближения, более интимного знакомства, и поэтому, несмотря на свое нетерпение, начал обычный разговор, который ведется почти всеми мужчинами наедине с проститутками и который заставляет их лгать почти механически, лгать без огорчения, увлечения или злобы, по одному престарому трафарету.
–
– А сколько тебе лет?
– Шестнадцать, – соврала Маленькая Манька, убавив себе пять лет.
– О, такая молоденькая! – удивился немец и стал, нагнувшись и кряхтя, снимать сапоги. – Как же ты сюда попала?
– А меня один офицер лишил невинности там… у себя на родине. А мамаша у меня ужас какая строгая. Если бы она узнала, она бы меня собственными руками задушила. Ну вот я и убежала из дому и поступила сюда…
– А офицера-то ты любила, который первый-то?
– Коли не любила бы, то не пошла бы к нему. Он, подлец, жениться обещал, а потом добился, чего ему нужно, и бросил.
– Что же, тебе стыдно было в первый раз?
– Конечно, что стыдно… Ты как, папашка, любишь со светом или без света? Я фонарь немножко притушу. Хорошо?
– А что же, ты здесь не скучаешь? Как тебя зовут?
– Маней. Понятно, что скучаю. Какая наша жизнь!
Немец поцеловал ее крепко в губы и опять спросил:
– А мужчин ты любишь? Бывают мужчины, которые тебе приятны? Доставляют удовольствие?
– Как не бывать, – засмеялась Манька. – Я особенно люблю вот таких, как ты, симпатичных, толстеньких.
– Любишь? А? Отчего любишь?
– Да уж так люблю. Вы тоже симпатичный.
Немец соображал несколько секунд, задумчиво отхлебывая пиво. Потом сказал то, что почти каждый мужчина говорит проститутке в эти минуты, предшествующие случайному обладанию ее телом:
– Ты знаешь, Марихен, ты мне тоже очень нравишься. Я бы охотно взял тебя на содержание.
– Вы женат, – возразила она, притрогиваясь к его кольцу.
– Да, но, понимаешь, я не живу с женой, она нездорова, не может исполнять супружеских обязанностей.
– Бедная! Если бы она узнала, куда ты, папашка, ходишь, она бы, наверно, плакала.
– Оставим это. Так знаешь, Мари, я себе все время ищу вот такую девочку, как ты, такую скромную и хорошенькую. Я человек состоятельный, я бы тебе нашел квартиру со столом, с отоплением, с освещением. И на булавки сорок рублей в месяц. Ты бы пошла?
– Отчего не пойти, пошла бы.
Он поцеловал ее взасос, но тайное опасение быстро проскользнуло в его трусливом сердце.
– А ты здорова? – спросил он враждебным, вздрагивающим голосом.
– Ну да, здорова. У нас каждую субботу докторский осмотр.
Через пять минут она ушла от него, пряча на ходу в чулок заработанные деньги, на которые, как на первый почин, она предварительно поплевала, по суеверному обычаю. Ни о содержании, ни о симпатичности не было больше речи. Немец остался недоволен холодностью Маньки и велел позвать к себе экономку.
– Экономочка, вас мой муж к себе требует! – сказала Маня, войдя в залу и поправляя волосы перед зеркалом.