Осенние рассказы
Шрифт:
— Чего, чего? — Галя подпрыгивает, будто и вправду она обычная цирковая обезъянка.
— А он сказал: «Я думал, что такие девушки уже давно школу закончили, вам уже по крайней мере лет двадцать!» — Марина, гордая своими пышными формами замолкает.
— Ну хватил, — Галя напротив может быть принята за недоростка из пятого класса. — Скажет тоже, жениться-то хотя бы не обещал?
— Нет, — Марина разочарована.
— Забудь его, трепача! — Галя довольна собой. — А может он какой маньяк или убийца
— Ну ты, скажешь тоже! — Марина обижается.
— Да черт с ним, Маринка, смотри грядки какие! — Галя выпрыгивает из автобуса на зеленое поле, с наслаждением ощупывая свекольную ботву.
— Бабы, — с пренебрежением говорю я. В моей сумке запасены купленные вчера бутылка «Солнцедара», и две пачки сигарет «Стюардесса». — Пошли, ребята.
— Погоди, — Алексей изучает затерявшиеся посреди травы железные обломки, — ты посмотри, что делается. Мотор-то «General Electric», 1948 года выпуска. — Вот это да, как он только сюда попал?
— Да неважно, — ржавый американский мотор меня совершенно не интересует. Хочется распить припрятанную в рюкзаке бутылку, ощутив радость сиюминутного освобождения от гнусной действительности, сесть на берегу этой подмосковной речки и закурить сигарету, забыв на мгновение о том, что ждет нас в городе. Это поле прекрасно, у реки колышатся высокие тополя, и пусть этот день никогда не кончается…
— Ребята, быстрее, свеклу до вечера надо всю убрать! — Лидия Григорьевна тщетно пытается пробудить в школьниках энтузиазм.
Леночка, моя школьная любовь, старательно работает на соседней грядке, выдирая созревшую свеклу из земли. Около огромных лиловых клубней пищат мыши, нашедшие свое прибежище на этом колхозном поле, и Леночка взвизгивает, бросая вырванную ботву обратно на грядку.
— Ну, как не стыдно, они же безобидные, маленькие, — мыши уже удрали, и я поднимаю свекольный клубень, отряхивая с него землю.
— Спасибо, — она смущена и мила.
— Не за что, — я с важным видом склоняюсь над своей грядкой.
— Саня! — Алексей с Мишкой с таинственным видом машут мне издалека.
— Иду! — Леночка забыта, я отбрасываю в сторону грязную корзину и направляюсь к тополиной рощице, раскинувшейся около излучины реки.
— Ну, давай! — Алексей решительно откупоривает бутылку сухого вина.
— Вперед, ребята! — Миша щурится. Через несколько лет он будет арестован за антисоветскую деятельность и навсегда исчезнет с нашего горизонта, но пока он этого не знает.
— Хорошо пошло, — Алексей проглатывает светлое содержимое стакана и морщится. — На шотландский виски не похоже, конечно, но все же…
— Давайте закурим, — Я достаю из кармана пачку «Стюардессы».
— Отличная идея, — мы затягиваемся кислым дымом болгарских сигарет.
— Анекдот знаешь? — Алексей стряхивает пепел. — Хотите
— Алексей! Саша! Миша! Куда же вы запропастились? — Истерический голос классной руководительницы доносится с поля.
— Вот зараза, — Алексей сплевывает на заросший травой речной берег. — Спохватилась все-таки.
— Лидия Георгиевна! — честным голосом кричу я. — Мы здесь, у реки заблудились!
— Саша, — учительница, кажется, рада тому, что мы нашлись. — Скорее сюда, свеклу собирать!
— Ну вот, прощай свобода, — Алексей морщится.
Школьники ползут по грядкам, наполняя свеклой плетеные корзины. Вечером приезжает пьяный шофер «Пазика», с иронией окидывающий взглядом усталых детей.
— Ну чего, все живы остались? — Он доволен своей шуткой. — За десять лет впервые такая школа попалась. Какая школа-то у вас?
— Пятьсот-тридцать-четвертая, — хором отвечают дети.
— Ну хорошо, — смеется он, — запомню. — Молодцы, Москвичи, хорошо поработали. А теперь, домой, к мамкам и папкам, мы славно поработали и славно отдохнем, — сам того не зная, он цитировал Высоцкого.
Усталые, мы едем в Москву, выпрыгивая из раскрытых дверей электрички словно военный десант. Сумерки опускаются на город, и мы бредем к своим домам, мечтая о том, что скоро можно будет принять душ и лечь в постель.
На этот раз поездка в колхоз была гораздо более длительной. Студенты, готовясь к неделям колхозной жизни, несли объемистые рюкзаки. Автобусы выпускали облачки сизого дыма. В рюкзаке у меня ничего кроме теплых вещей и белья не было, распивать болгарское вино со своими согруппниками мне не хотелось.
— Товарищи студенты! Посадка в автобусы по группам. В темпе, в темпе, — высокий мужик с черным пробором, начальник картошки, почему-то называемый отвратительным словом «комиссар отряда», кричал в мегафон. — Подтянись, времени нет!
Автобусы рыча отъезжали от институтского здания, прокладывая свой путь среди трясущихся грузовиков и городских трамваев. День был осенний, солнечный, мы переехали через Москву-реку и потащились по забитой машинами набережной. В кабине сильно пахло бензином и подгорающим машинным маслом.
Ехали долго, студенты пытались затянуть песни, от которых мне становилось противно. «Катится, катится голубой вагон,» — затягивали неандертальские ротики деревенских девочек, сопровождаемые хриплым южным басом Ильи Неподенко, приехавшего в Москву из маленького украинского городка и каким-то чудом принятого в столичный институт.
Если бы не Леня, я бы наверное тогда умер с тоски. Худощавый, он бросил рюкзак на пол, скептически провожая глазами уплывающие за окном автобуса гранитные набережные и мосты.