ОСЕННИЙ ЛИС

Скирюк Дмитрий Игоревич

– Я тоже, – поддакнул волшебник. – Я провел вскрытие, но все без толку. У них огромная печенка и желудок, два сердца и просто железные мускулы. В носу полно волос, наверное, чтоб пыль рудничная не попадала. А уж связки… Бьюсь об заклад, что голоса у них – как у простуженных собак. В остальном они похожи на людей, вот только ростом не вышли.

– Пошли обратно в комнату, – сказал Жуга.

* * *

Они проснулись за полдень. Милан, кряхтя и охая, запряг волов, затеплил трубку,

и вся троица, забравшись на телегу, двинулась вперед, рассчитывая до темноты сметать остатнюю копну и повернуть обратно. Впрочем, это Милан рассчитывал. Жуга и Шварц идти назад отнюдь не собирались.

Опять встретились беженцы, на сей раз целых три семьи с детьми и скарбом на телегах. Милан остановился поболтать, спросить, не слышно ли чего о турках.

– Да за рекой, за Яломицей уже их конников видали, – угрюмо буркнул в ответ отец семейства.

– И что, значит, говорят?

– Да ничего. Вот, правда, войско на подходе. В Тыргу-Муреше, слышал, ополчение собрали? Бояре выступили многие. Бог даст, отобьемся.

– А воеводой кто? – спросил Жуга.

Крестьянин поднял взгляд.

– Граф Цепеш.

Травник промолчал.

* * *

Когда они вернулись в комнату с камином, за окном уже стемнело. Влана не спросила их ни о чем, по лицам разглядев, что там, внизу они увидели такое, о чем болтать не стоит.

– Ну? – спросил, расположившись в кресле, маг. – Ты не решился?

– Нет, – сказал Жуга.

Волшебник помолчал. Поскреб ладонью подбородок, подбросил дров в камин и повернулся к травнику.

– Не мог бы ты мне рассказать об остальных своих проделках?

– Например?

– Крысы и каша в Гаммельне.

– Каша? – Жуга вскинул голову. – Какая каша?

– Гречневая, – ехидно усмехнулся Хагг. – С мясом. Твоя любимая, между прочим. Ею завалило два квартала по самые окна вторых этажей. Городских мусорщиков едва удар не хватил: три дня окрестные бродяги валом лезли в город, чтоб пожрать на дармовщинку, а потом, когда вся эта прорва каши закисла, пришел черед собак. О крысах я и вовсе уж молчу.

По мере того, как волшебник говорил, лицо Жуги вытягивалось все больше и больше, пока наконец челюсть его не отвисла совсем. Лишь после этого травник опомнился и взял себя в руки.

– Надо же, – пробормотал ошеломленно он. Бестолково подвигал руками, не зная, куда их деть. Пригладил рыжие вихры. – Неужто Яцек… Гм! Навряд ли… а…

– Значит, все таки, это был ты? – спросил маг. Жуга вздохнул и молча кивнул, подтверждая. – Может, ты еще чего натворил еще в последние два месяца?

– Нет, – ответил тот. – Вот разве только этот… Цепеш, граф который.

– Ах вот оно что… – пробормотал Золтан. – То-то я заметил, что в последнее время Влад приобрел довольно странные привычки! Можно было догадаться: не так уж много здесь, в стране, рыжих волос… Что ты с ним сделал?

– Не хочется рассказывать, – Жуга мотнул вихрастой головой.

– Ага… И все же мне хотелось бы узнать,

как тебе удалось проделать такое. Если то, что говорят о нем, правда… Ну что ж, по правде говоря, я даже рад, что кто-то смог ему припомнить Амлас.

Жуга вскинул голову. Под кожей на его лице заходили желваки.

– Так там был… он?!

– Он, он. А ты не знал?

Травник не ответил. Амлас, где тридцать тысяч непокорных горожан остались умирать на кольях…

– Не знал, – сказал он наконец. – А знал бы, так наверное прибил бы, как гадюку.

– Сейчас он в Бухаресте, собирает ополчение.

– Что?!

Золтан Хагг откинулся на спинку кресла. Покачал рукой вино в бокале.

– Кто мы такие, чтоб об этом рассуждать? – задумчиво сказал он. – Владислав Цепеш дважды был у власти, и каждый раз у него находилось множество новых сторонников. Кто поручится, что третьего раза не будет? Даже в те времена, когда турки оставляли Валахию в покое, обязательно находились какие-то новые враги, и требовалась сильная рука. Равно, как и теперь. На господаря надежды мало, Ватикан слаб, монашеские ордена хиреют, распадаются. Почти что десять лет мира, и вдруг… Ума не приложу, что подвигло султана развязать войну. – Он поднял взгляд на травника. – Так ты забираешь меч?

– Не знаю, – Жуга потупился. – Я не воин. Мне никогда не быть средь тех, чей образ жизни – смерть. И в городах я не живу. Почему я должен вам помогать?

Колдун вздохнул. Глотнул вина.

– Ты прав. В горы турки не полезут. В горах земли – на полвершка, ни вспахать, ни засеять. Вы там только овцами и живы. Предгорья и долины – вот что их сейчас влечет. Города потом сами сдадутся, когда придет голод. Озимые уже взошли – там же поля, сады. Лучшие в стране виноградники. Каэр белое, ваго, сэмулаш, флоричика… тебе это ничего не говорит? Я мог бы долго перечислять. А деревни пустуют, многие сгорели.

Бертольд почувствовал, как рот его наполняется слюной только от одних лишь перечисленных магом названий. Вина были более чем известные. Он потянулся за своей кружкой и обнаружил, что она пуста. Влана, досадливо сморщившись, толкнула монаха локтем. Маг, углядев его движение, великодушно кивнул на графин. Бертольд долил себе вина и приготовился слушать дальше.

Жуга молчал.

– Ты забираешь меч?

– Ну, даже если заберу, ты все равно мне не поверишь. А ну, как выброшу его в ближайшую канаву?

– Не выбросишь, – маг поднял руку с зажатым в кулаке браслетом.

Жуга схватился за запястье.

– Яд и пламя! Как…

– Вот так, – маг усмехнулся, повертел браслет в руках. – Редкая вещица, не правда ли? – Он тронул пальцами подвески. – Интересно, что будет, если оборвать вот эту? Или… эту?

Жуга завороженно наблюдал за блеском камня. Облизал пересохшие губы. Потупился.

– Отдай, – сказал он глухо. – Прошу тебя. Я заберу этот чертов меч, только отдай.

– Конечно, заберешь, – кивнул волшебник. Пальцы его сжали одну из подвесок. – А чтоб ты не забыл, я малость помогу.