Осенний полет таксы
Шрифт:
Я уже забыла, как это всё-таки кончается, как отступаются женщины. Наверное, влюбляются в кого-то другого или полностью выгорают для всех. Но пока, пока что-то ещё живёт и теплится, нужна большая сила духа, чтобы просто перестать. Не писать ему проклинающего, покорного, смешного, благородного, какого угодно письма, не дефилировать в поле его зрения вся трагическая и в чёрном, не поворачиваться аппетитным задом, очень медленно удаляясь. И даже не исчезать, неторопливо растворяясь в воздухе, в тайной надежде, что он заметит твоё отсутствие и затоскует.
Нет, всего лишь перестать лезть к человеку без расчёта на его реакцию. Сказать себе однажды «не пиши ему».
И
И вот ещё что.
Однажды приснилось, будто я предложила мужчине, который мне нравится, секс. А он так же прямо отказался. И меня накрыло потрясающее ощущение. Я хотела сказать ему нечто, сглаживающее ситуацию, такое, что мы все говорим, получая отказы в рабочем порядке или просто в магазине, когда не находим «такой же, но с перламутровыми». Например, «ничего, в другой раз». Или предложить компромисс, привести аргументы в пользу своего предложения, то есть использовать методы, которые обычно применяют, чтобы сохранить лицо.
Но в вопросах любви ничего этого нет – ни компромиссов, ни аргументов, ни сохранённого лица. Есть только «да» или «нет», и во втором случае невозможно никакого продолжения беседы. Кивнуть и уйти. Но запрещённые слова едва не придушили меня во сне, и я проснулась с жестокой и необъяснимой ангиной.
В начале любви есть прелестный период, когда один, чаще всего женщина, хвостиком бродит за другим (особенно сразу после секса), стараясь не терять из виду, – на кухню, из комнаты в комнату, по инерции приходит даже под дверь туалета. На секунду опоминается и с некоторым усилием возвращается в спальню – ждать. Прекрасно помню это состояние: таскаешься за ним, как варан за укушенным, не отдавая себе отчёта в происходящем. Потому что без него всякое место пустеет и ты всего лишь перемещаешься туда, где свет. Если вежливо попросить вашего варанчика посидеть спокойно, он, конечно, потерпит, но не сможет толком ничем заняться, а будет искоса посматривать на дверь, ожидая. И в этом нет ничего ужасного, более того, если вас такое поведение вашего партнёра бесит, то, может, вам лучше не продолжать эту связь. Не люблю ставить диагнозы на расстоянии, но если вас уже сейчас раздражают его естественные реакции, то дальше будет только хуже.
(Кстати, дети тоже себя так ведут, и не надо злиться и орать: «Тебе что, делать нечего?» Поверьте, попозже он научится находить себе развлечения, это сейчас он вас слишком сильно любит, а к подростковому возрасту пройдёт.)
Другое дело, когда люди прожили вместе много лет, а один кто-то всё варанит и варанит. Нет, понятно, что это продолжает случаться после некоторой разлуки – соскучился, бывает. Но по большому счёту у крепкого брака иные радости, кроме ежесекундного созерцания друг друга. Когда всё хорошо, получаешь удовольствие от того, что у вас выстроено общее пространство, где для каждого есть возможность уединения, но вы при этом остаётесь парой. Появляется странное удовлетворение от уходов и возвращений – легко отпускать, если уверен, что к тебе вернутся. Значит, у вас дом, а не тюрьма.
Но когда человек из года в год нуждается во всём вашем внимании каждую минуту, это несколько тревожно – наводит на мысли о недоразвитости личности или о манипуляции. Вы же, получается, негодяй – всё время недодаёте мяса любящему существу.
И совсем плохо дело, когда выясняется, что любовь прошла, а он всё ходит и ходит. Теперь у него взгляд раздражённого наблюдателя, выискивающего, к чему бы придраться, и как-то сразу вспоминаешь, что комодского
Это разные понятия, и я легко их отличаю.
Одинокими называю людей, живущих в физическом одиночестве, – без семьи, не имеющих поблизости родственников и толпы друзей. Бывает, они довольны своей долей, бывает – не очень. Во втором случае это довольно грустная история. Потому что существование в паре здорово ошкуривает каждого из нас, сглаживая странности поведения и откровенные заскоки. А без партнёра своеобразие манер и характера постепенно расцветает настолько, что если человек рядом и появится, выжить ему будет сложно. Ведь чувства – чувствами, но если кто привык уж сколько лет спать посреди кровати, ставить чашку вот сюда и только сюда, ложиться ровно в десять вечера (или в пять утра), никогда не открывать окон (или круглый год не закрывать) – неважно, пустяки в целом, то потребуется большая любовь и много маленьких усилий, чтобы в его личном пространстве нашлось место кому-то ещё.
Одиночки – это совсем про другое.
Чтобы ощущать себя одиночкой, совершенно не обязательно избавляться от друзей и вырезать под корень семью. Нужно лишь сохранить с подросткового периода обрыв над морем внутри себя, а на плечах – чёрный плащ, и не тот, что «ужас на крыльях ночи», а байронический. Плащ, в который можно завернуться и стоять на ветру на своей внутренней скале, там, где холодно и куда никому не долезть даже в обвязке, с кошками и ледорубом. Для такого человека нет никакого «мы», он решает только за себя, ориентируясь на собственные обстоятельства, не принимая в расчёт ни нужду ближнего, ни его помощь. Потому что они ближние, но не близкие.
При этом, понятное дело, семейные и прочие связи никто не отменял, но они всегда слабей того ветра, который закручивается у него внутри.
Одиночка – тот самый мужчина, который говорит: «У меня родился сын» и не упоминает о его матери; та женщина, рассказывающая после поездки «я ходила» и «я видела» – даже если это было свадебное путешествие. Человек, неважно какого пола, который удивляется, когда после нескольких лет плотного общения слышит о себе из уст знакомого: «Это мой друг», – как друг? уже? мы же всего лишь встречаемся, разговариваем, ходим друг к другу в гости… и всего четыре года… Тот, кто не совсем уверен: «Если мы уже полгода трахаемся раз в неделю, можно ли сказать, что у нас отношения?»
Но далеко не всегда трагический одиночка в кругу семьи и друзей обычный эгоист.
Не пиши ему!
Как при большом волевом усилии одинокий человек может поумерить проявления своей индивидуальности в быту, чтобы стать более комфортным для любимого существа, так и одиночка способен обуздать байронические порывы и держать в уме наличие ближних. То есть первая реакция у него всё равно будет про «я», но потом он может сделать усилие и подумать про «мы». Если захочет. И если сможет.
Потому что происходящее с ним – это не обязательно пустые подростковые горевания, ему действительно тесно и душно там, где другим тепло и счастливо.
Я, честно, не очень понимаю, откуда сгусток сиротства внутри у благополучных в целом людей, что с этим делать и надо ли.
Когда я выложила в блоге запись про комодского варана, кто-то написал, что «личное пространство» – надуманное явление, происходящее от недостатка любви. Меня, помнится, затошнило от ужаса. Я вдруг представила такого человека, уверенного в правах любви, рядом с одиночкой. Таскающегося по пятам, заглядывающего в глаза, требующего отчёта о каждой мысли, промелькнувшей на лице, и о каждом чувстве. Уж извините мне гадливое шипение причастий – был напуган.