Осенняя коллекция детектива
Шрифт:
Благожелательная и приветливая Таня поулыбалась Лиле еще немного и ушла. Лиля посмотрела на поднос.
…Что такое вчера было? Коричневый лиман, белые арктические киты, черная угольная пыль. Разноцветный город, клювы портовых кранов. Ветер и холод, от которых почти невозможно дышать.
Кирилл даже не предупредил о том, что жить ей придется не в гостинице, а у чужих людей. Кириллу наплевать, как именно она будет жить. Он три раза повторил, чтобы она «включала голову» и не звонила приличным людям в шесть утра!
Ноги сильно мерзли,
В крохотном выстуженном помещеньице, где обнаружились хлипкая душевая кабина, зеркало с кривой подставкой в овальной пластмассовой раме, несколько крючков, а на полу розовый тазик с синей розой, Лиля открыла воду, которая, как ни странно, сразу хлынула, по цвету похожая на вчерашний чай. Лиля зачем-то потрясла шланг, будто ожидая, что от ее манипуляций чай перестанет идти, а пойдет нормальная вода.
…Или позавтракать, что ли?..
Меховые сапожки – торбаса! – грели так, как будто ноги обложили горчичниками, хотя ходить неудобно или просто непривычно, что ли? На кухне Лиля плюхнулась на табуретку и пощупала сначала один сапог, потом второй, но за толстым и плотным мехом ничего не нащупалось. Нужно будет потом изнутри проверить, что там, или отнести дяде Коле, пусть сам проверяет! Все же она ему приличные деньги заплатила!
Лиля поставила чайник и с осторожной брезгливостью заглянула в кастрюльку. Там было тушеное мясо, и пахло от него, между прочим, упоительно. Под фольгой на стеклянной тарелочке оказалась горка блинов, еще горячих, а рядом миска красной икры, самой настоящей. Икры было что-то много, слишком щедро, сметаны поменьше.
Лиля скатала блинчик в трубочку и откусила – вкусно. Сколько времени она не ела?
…Интересно, а блины с икрой и что там еще… – оленина? – входят в стоимость проживания или оплачиваются отдельно?
Не в силах остановиться, Лиля свернула еще один блинчик, подцепила икры, отправила в рот, замычала от удовольствия, продолжая жевать, кое-как насыпала кофе из банки, залила кипятком, щедрой рукой плеснула сливок, сунула палец в холодную сметану, облизала, и тут только ей стало неловко.
Нужно было вежливо поблагодарить и отказаться – она ухватила еще один блин, горкой выложила на него икру, завернула и откусила сразу половину. Как вкусно-то, а! Надо было спросить эту самую Таню, где здесь можно поесть, пойти и позавтракать цивилизованно. Она же москвичка, умница, столичная девушка, а не какой-то там дядя Коля Вуквукай!..
Кстати, торбаса правда неудобные, подвел дядя. По крайней мере правый, правая торбасина! Дядя Коля же что-то с ней возился!
Нет, нет, правый сапог давит, вот как сказали бы цивилизованные столичные люди, хоть бы и заброшенные на край земли судьбой-злодейкой.
Впрочем, неизвестно, что именно должны чувствовать ее ноги в такой странной обуви! Вполне возможно, что они и должны чувствовать
Лиля доела все блины до последнего, ложкой подобрала из миски икру, еще раз осторожно понюхала мясо в кастрюльке – пахнет отлично! После этого ей так сладко и обморочно захотелось спать, что она вытянула ноги, которым было тепло и прекрасно в неудобных торбасах, откинула голову, подвигала плечами, пристраиваясь к холодной, до половины крашенной в зеленое стене, и сразу же задремала.
Проснулась она через пять минут. Кошмар, привидевшийся ей в эти минуты, был настолько чудовищен и реален, что, задохнувшись, она вскочила с табуретки, уверенная, что должна бежать, спасаться.
Табуретка повалилась с грохотом. Тяжело дыша, Лиля огляделась по сторонам.
Чужая кухня с чужой посудой. За мутным окном – чужая планета. На клеенке красный пластиковый поднос с остатками еды, на полу перевернутая табуретка.
Лиля медленно нагнулась и подняла ее.
Нужно что-то со всем этим делать. Надо что-то делать немедленно!..
Она помчалась в ванную, открыла воду, похожую по цвету на чай. В комнате взволокла на разобранную постель чемодан и стала в нем копаться. Вещи, сложенные трепетными и правильными кучками, не годились для этой планеты, а скафандра у нее в чемодане не было. Она дорылась до куртки и джинсов, вытряхнула их и опять побежала в ванную, на ходу скидывая сапожки.
Она очень спешила, не понимая, куда спешит, как будто от этого зависела ее жизнь, даже руки дрожали, и пришла в себя только на улице, столкнувшись нос к носу с равнодушным и плотным холодом, абсолютно осязаемым и чуждым. Холод не обратил на Лилю никакого внимания, а она от этой встречи сразу затряслась, не спасла ее куртка из чемодана!
Невдалеке за домами виднелись широкая полоса воды, подсвеченная низким солнцем, белые буруны и сопки на той стороне. Лиля не хотела туда смотреть.
У первого же встречного она спросила, где здесь авиакассы, и человек махнул рукой куда-то влево:
– На улице Рультытегина! Вниз пойдете, а там увидите!
Она решила, что сначала все же отнесет торбаса – завернутые в газету «Крайний Север», они были у нее под мышкой, – а потом купит билет в Москву. Хорошо бы дядя Коля смог быстро переделать неудобный правый сапог, чтобы она забрала их с собой – все же экзотика и народные промыслы, память о единственном дне, проведенном в Анадыре!
Вряд ли она еще когда-нибудь здесь окажется.
Нет, не так. Она больше не окажется здесь никогда.
По тротуару, блестевшему под низким солнцем, Лиля добралась до длинного дома с чугунными лестницами. Она была здесь только вчера, но ей показалось, что сто лет назад.
Дверь в квартиру номер семнадцать на пятом этаже все так же оказалась приоткрытой. Лиля сначала позвонила – звонок залился бодрым электрическим звоном на всю площадку, – а потом вошла.
– Здравствуйте! – громко сказала она с порога. – Можно? Я у вас вчера сапоги купила!