Осетинские нартские сказания
Шрифт:
– Пусть, мой старший, не покажется тебе нескромным то, что хочу узнать я у тебя. Добыл ли ты что за сегодняшний день?
И ответил ему Сослан:
– Хуже сегодняшнего за всю мою жизнь не было дня. Даже зайца не удалось убить. А много ли ты убил сегодня?
– За мою короткую жизнь мало пришлось мне охотиться, но из этих немногих дней сегодняшний был самый для меня неудачный. Только сорок оленей без одного убил я сегодня.
Нахмурил тут брови Сослан, - обидно ему стало.
Переночевали они вместе, а наутро, после завтрака,
Вечером мальчик снова пришел первым, развел костер и к приходу Сослана положил шашлыки у огня. Вот и Сослан вернулся. Поужинали они, и мальчик спросил у Сослана:
– А как сегодня удалась тебе охота?
– Нигде никого, - мрачно ответил Сослан, - Не везет мне эти два дня. А как тебе удалась охота?
– Тоже плохо. Только шестьдесят оленей без одного убил я, - сказал мальчик.
Такая досада взяла Сослана, что лучше бы, кажется, помереть. Лег он спать. Утром, после завтрака, опять разошлись они по разным ущельям, и вечером мальчик снова пришел первым. Успел он и костер развести и шашлыки поставить возле огня до возвращения Сослана. Поужинали они, и опять спрашивает мальчик:
– А сегодня, мой старший, попала в твои руки добыча?
– Ничто не удается мне в эти три дня. А как твои дела?
– Плохи мои дела. Пожалуй, лучше будет перестать нам охотиться. Мне тоже нет удачи. Целый день бродил я сегодня, а всего только восемьдесят голов дичи, без одной, удалось мне убить.
Легли они спать, но от жгучей обиды не спится Сослану.
«Будет он завтра делить добычу и мне даст, конечно, меньшую долю. Нет, не снести мне этого, а лучше умереть. Не хочу я опозоренное лицо свое показывать нартам».
Настало утро, позавтракали они, и сказал мальчик Сослану:
– А теперь, мой старший, пойдем делить то, что послал нам бог.
Видит Сослан: на три равных части разделил добычу молодой охотник. Досадно стало Сослану, отвернулся он от добычи, свел свои брови, и потемнели они. И тут сказал мальчик Сослану:
– Погляди, мой старший, это тебе доля по старшинству.
Удивленно приподнял брови Сослан и взял свою долю.
– А теперь возьми еще долю, - это доля товарища. И эту долю взял Сослан.
– А последняя доля останется мне, - сказал молодой охотник и, взвалив себе на спину всю тяжесть звериных туш, доставшихся ему, пожелал он Сослану доброго дня и пошел прочь.
Не шевелясь, глядит ему вслед Сослан и удивляется: «О, боже, ведь я живу среди могучих нартов, но такого сильного мужчины никогда не приходилось мне встречать. Кто же он такой?»
И Сослан быстро стал догонять мальчика. А тот как раз оглянулся и увидел, что Сослан идет за ним. Тогда он остановился и спросил его:
– Видно, ты что-то забыл, мой старший?
И Сослан ответил:
– Мы с тобой вместе три дня охотились, а я так и не узнал, как тебя зовут. Вот почему я поспешил за тобой.
– Еще нет у меня имени. Когда спросил я у своего отца, почему он не дает мне
Обрадовался тут Сослан и сказал:
– А ведь это я Сослан - отца твоего друг. Отныне называйся: Бедзенагов сын удалой Арахдзау.
Вернулся домой Арахдзау и сказал отцу:
– У людей только и слышно, что о нартах. Хочется мне побывать у них.
– Пусть съем я твои болезни, но если ты у меня вырос настолько, что можешь сам ездить в походы, то что может быть мне приятнее, чем послать тебя в гости к нартам, - ответил ему Бедзенаг.
– Если тебе так сильно хочется попасть к ним, то возьми вот уздечку, поймай в нашем табуне коня, который придется тебе по нраву, и в счастливый час поезжай.
Поймал коня удалой Арахдзау, оседлал его и поехал к нартам. У околицы селения увидел он вещую старуху.
– Пусть пряма будет твоя дорога, Бедзенагов сын, удалой Арахдзау!
– Пусть сердце твое радуется, добрая женщина!
– Куда едешь ты, солнце мое?
– Нартов хочу навестить.
– А что это за конь под тобой? Ведь они на таких клячах возят припасы пастухам на пастбища. А что это у тебя - меч? Ведь нартские жены сыр режут такими ножами. А что это за громовик у тебя в руках? Он меньше свирели, на которой играют нартские пастухи. Нет, ты не сын Бедзенага. Не иначе, он тебя где-нибудь в бурьяне нашел. Был бы ты родной его сын, дал бы он тебе того коня, которого он в холе для себя бережет и который застоялся и так жаждет скакать, что давно уже грызет стальные свои удила. Восемь ног у коня его и четыре уха. Пожалел он, видно, дать тебе этого коня. В пословицу вошел его меч, лучше которого нет. А его громовик синее пламя испускает в жажде боя.
Повернул тут Арахдзау коня своего обратно.
– Почему ты вернулся, сын мой, Арахдзау?
– Не сын я тебе.
– Что с тобой?
– Был бы я сын твой, ты дал бы мне того коня, который давно застоялся и так жаждет скакать, что давно уже сгрыз стальные свои удила. Был бы я сын твой, ты вооружил бы меня тем громовиком, который испускает синее пламя в жажде сражения.
– Пусть съем я недуги твои, но если ты уже так возмужал, чтоб сидеть на моем коне и носить мое оружие, то что ж может быть приятнее для меня? Но ты еще мал, и не справиться тебе с таким конем и подобным оружием.
– Это уже будет мое дело, - ответил Арахдзау.
– Тогда спустись в подземелье, увидишь плиту, которую паре быков не повернуть. Под ней ты найдешь и коня и оружие.
Повел Бедзенаг мальчика в подземелье и указал ему, где находится его конь и его оружие.
Толкнул Арахдзау носком, и сразу перевернулась плита. Вывел он коня из подземелья, взял черное мыло, к черному Терку повел он коня и так начистил его, что стал конь чист, как пуговица из слоновой кости. Оседлал коня Арахдзау, взял он в руки оружие и поехал к нартам.