Ошибка Дон Жуана
Шрифт:
5
Ей казалось, что прошли века, прежде чем она оказалась одна. Вся галдящая компания наконец-то удалилась, плотно прикрыв за собой дверь, и Гвендолен смогла наконец-то медленно и осторожно подняться с постели. Требовалось срочно найти туалет. Немедленно!
«Кто не торопится, тот не опаздывает!» — этот славный девиз девятнадцатого века она повторила самой себе несколько раз. Уже три раза подряд двери, которые она определяла, как необходимые ей, оказывались
— Тебе нельзя вставать!
Она повернулась так резко, что в голове взорвался пожар боли, тошнота подступила к горлу, ноги подкосились. Высокий смуглый красавец стоял прямо перед ней.
— Ты же ушел!
Соболиная бровь иронически изогнулась, но Гвен было плевать и на очевидную несостоятельность собственного утверждения, и на синеглазого бандита.
Если она просто поднимет руку, то сможет коснуться его груди...
Гвен судорожно сглотнула и поспешно отвела глаза в сторону. Убийственно действовал на нее этот мужчина, что тут поделаешь. От него исходила темная волна чувственности, накрывавшая Гвен с головой в считанные секунды. За свою жизнь она теперь не опасалась, но вот рассудок... Родриго Альба по степени воздействия на Гвендолен Ричвуд, был сравним с зарядом тока в тысячу вольт.
— Я думал, ты спишь.
Она скрестила руки на груди и выпрямилась. Могучим усилием воли отогнала видение — они с Родриго просыпаются в одной постели — и возблагодарила провидение за прекрасную, длинную и абсолютно непроницаемую ночную рубашку.
— Итак, ты думал, что я сплю... Зачем тогда пришел? Подоткнуть одеяло? Вытереть испарину с пылающего лба? Или ты поспорил на тысячу, что я сплю, и пришел удостовериться в этом?
— Между прочим, я предлагал больницу в качестве альтернативы...
— Никогда! И рентген я делать не собираюсь!
Близкие знали, КАК Гвен ненавидит больницы и всевозможные процедуры, знали и причину этой фобии, но рассказывать обо всем Родриго Альба она не собиралась.
— Провести ночь в больнице из-за небольшого ушиба головы — чушь!
— Доктор признал этот небольшой ушиб серьезной травмой, и мне не хотелось бы стать причиной...
— Ты уже ею стал, так что не надо изображать мировую скорбь по поводу моего здоровья!
— Кстати, доктор велел отмечать признаки взвинченного поведения, отклонения от нормы и все такое. Без твоей помощи мне не обойтись. Это твое обычное поведение, или пора начинать волноваться?
— Очень смешно! Так я и поверила, что ты взволнован. Да ты ждешь, не дождешься, чтобы мне стало хуже! Я вынуждена тебя разочаровать — мне гораздо лучше!
Родриго не обратил на эти детские выходки ни малейшего внимания и продолжил ворковать, словно мать-голубка над птенцом:
— Разумеется, это не так. Я уже сказал, что чувствую себя ответственным за твое состояние, да и кто же еще о тебе позаботится, твоя мать, что ли?
— Оставь в покое мою мать! Не все
— Если бы был выбор, возможно, но сейчас в твоем распоряжении только я, кстати, у меня прекрасная иммунная система, и я практически не могу заразиться.
Гвен совершенно против воли представила этот аристократический нос сопливым и распухшим, а синие глаза — тусклыми и слезящимися. О, тогда бы он не вызвал у нее никаких чувств, кроме, возможно, легкой и чуть брезгливой жалости!
— Как жаль. Впрочем, такие, как ты, не болеют в одиночестве. Стоит вам щелкнуть пальцами — и толпы сиделок будут опекать вас...
— Нас? Такие, как мы?
— Богатые лентяи.
— Богатство — вещь относительная. В глазах многих ты бедна, как церковная мышь, в глазах других — непомерно богата, причем последние в большинстве своем считают, что ты богата совершенно несправедливо, забывая при этом, что ты обязана всем своему собственному образованию и...
— А откуда это тебе известно о моих профессиональных успехах?!
— Твои родители гордятся тобой.
— О Боже! Наверное, папа наговорил...
— Мама тоже, хотя ее, как я понял, больше устроило бы твое удачное замужество.
— По-твоему, удачное — значит, выйти за богатого?
— Нет, не по-моему, а по мнению твоей мамы. Значит, ты ревниво относишься к своим успехам? Тебя бы задело, если бы их приписали твоему происхождению?
— Разумеется! И я не понимаю иронии в твоем голосе! Видимо, это потому, что тебе самому больше приходилось полагаться на знатность, а не на... Почему ты опять улыбаешься?
— Завидую такой страстности. Я, видишь ли, никогда не был склонен к бурным объяснениям. Я очень спокойный человек.
Здесь воображение Гвен снова заработало. Уже через пару секунд она могла с уверенностью сказать, что совершенно не представляет себе идиллическую картину того, как они с Родриго сидят вечером перед телевизором, он дремлет, она в бигуди... Господи, какая чушь! Во-первых, с чего это они сидят рядом?!
Во-вторых, Родриго Альба, несмотря на его признания о спокойном характере, прямо-таки излучал энергию и жизненную силу. Гвен вздохнула и насупилась.
— Прошу прощения. Вношу поправку. Богатый трудоголик.
— По-моему, наш разговор становится похож на театр абсурда. Давай на время оставим мое финансовое положение в стороне и вернемся к началу. Вначале было слово доктора, и оно гласило, что ты должна лежать в постели весь день.
— Одна проблема — мне нужно в туалет. НЕМЕДЛЕННО!
Она думала смутить его этим — так она ошибалась! Родриго Альба кивнул с королевским спокойствием и даже, можно сказать, величием. Гвен последовала за ним, мрачно бурча под нос:
— ... и кстати, я понимаю, что ты хозяин этого... этого всего, но было бы куда лучше, если бы ты не врывался без спроса в комнаты гостей...