Шрифт:
Annotation
Вторая "учёная" повесть (первая - "Ответ Бухману"). "Жалоба Галеева в институт таки пришла. Как и обещал Саше Борцову прошлой осенью умудрённый жизнью Неведов - профессор, доктор наук и прочая, прочая, прочая..."
Алексеев Иван Алексеевич
Алексеев Иван Алексеевич
Ошибка Галеева
ОШИБКА
"Учёная" повесть
" – Видите ли, профессор, - принужденно улыбнувшись, отозвался Берлиоз, - мы уважаем ваши большие знания, но сами по этому вопросу придерживаемся другой точки зрения.
– А не надо никаких точек зрения!
– ответил странный профессор <...>
– Но требуется же какое-нибудь доказательство...
– начал Берлиоз.
– И доказательств никаких не требуется, - ответил профессор "
М.А. Булгаков
1 Во все инстанции
Жалоба Галеева в институт таки пришла. Как и обещал Саше Борцову прошлой осенью умудрённый жизнью Неведов - профессор, доктор наук и прочая, прочая, прочая.
Осенью Неведов передал Борцову и велел сохранить копию кляузы Галеева в Академию наук. Сказал, что ответ пока готовить не надо. Надо подождать, когда подобную бумажку "спустят по команде". В том, что новая бумага от Галеева будет и её им "спустят", Неведов не сомневался. "Такие на полпути сами не останавливаются", - сказал Неведов про жалобщика. Вероятно, профессор почувствовал в татарине родственную себе душу, а Борцов сразу этого не понял, доходил постепенно, как до всего, до чего доходил собственным умом.
Разные скорость и степень реакции на внешние обстоятельства определяли разницу служебного положения Неведова и Борцова. Стремительность и напор Неведова были для общества предпочтительнее нерешительности Борцова, по какой причине Неведов стоял выше и мог требовать и руководить, а Борцов должен был слушаться и исполнять.
Случалось, что самоуверенность Неведова оборачивалась "косяками", которые приходилось выправлять другим. Медлительный Борцов уклонялся от этого хуже прочих сотрудников, бойких и хитрых, и за долгие годы работы почти свыкся с необходимостью подчищать за Неведовым всякие глупости. Неблагодарную эту функцию он исполнял спокойно и без лишних разглагольствований, не обращая видимого внимания на насмешки за спиной. Хотя внутри исполнительного клерка было не всё так просто. По молодости в его груди бушевали обиды на несправедливость уготованного ему в жизни места и общественного устройства вообще, но на люди они никогда не выносились. Пришедшая с возрастом самоирония помогла Саше примириться с миром, в котором он ничего не мог изменить. После сорока пяти Сашины обиды на несправедливость поутихли, утеряли былую сочность, а если и всплывали по случайному поводу, то даже не сами обиды, а их бледные отражения, окрашенные ироничными до гротеска тонами, которые больше забавляли, удивляли и тешили самолюбие, чем напрягали.
История с "кусачим" Галеевым, на книжку которого Неведов дал отрицательную рецензию, доставила Борцову все перечисленные ощущения.
В письме академикам Галеев представил Неведова обманщиком и непрофессионалом. "Выяснилось, что Неведов взялся
А в приложении к письму Галеев пошёл дальше. Выполнив поабзацный анализ полученной рецензии, он не смог удержаться от оскорблений: "Рецензент на уровне менталитета преподавателя техникума сделал рецензию введения и 1-ой главы книги. В 14-ти абзацах рецензии из 17-ти он высветил свою дремучесть в вопросах проектирования измерительных полигонов. В силу не профессиональности Неведов не смог уяснить содержания книги, поэтому не составил рецензию на основное содержание. Рецензия настолько невежественна, что автор ставит вопрос о несоответствии Неведова его ученым степеням и званиям."
Чему удивлялся и что тешило самолюбие Борцова?
– Правильным по сути выводам о Неведове.
Но как Галеев к ним пришёл, если знал Неведова только с чужих слов и по телефонным переговорам, а доводов рецензии не понял, дав поспешные и неудовлетворительные опровержения?
В том, что фактическая критика рецензии была совершенно неудовлетворительной, Борцов не сомневался. Он разбирался в вопросе и собирал документ, общаясь со специалистами. Неведов рецензии не писал. Он с ней согласился и подписался, "закрыв" вопрос.
Но каким многоликим получался неизвестный Галеев!
Он и интуит. И себялюб. И близкое к Неведову воплощение.
Почему интуит?
– Верно заметил, что дальше 1-ой главы его книгу никто не читал. Даже радист по специальности и призванию, жадно схвативший книгу за название и оглавление, разочарованно её вернул. Сказал, что так неряшливо книги не пишут.
Почему себялюб?
– Да очень уж Галеев хвалится. Он и радиофизик - редкая специальность, толковых инженеров в которой на перечёт. И кандидат технических наук - мол, не сантехник какой-нибудь (недолюбливает товарищ сантехников). И "разработал и внедрил несколько полигонов для измерения матрицы рассеяния, в том числе первый в мире" (впервые в мире и в стране - это классика, которая обезоруживает читателей-незнаек, за что Неведов её тоже уважает). И автор более ста изобретений. И лучший изобретатель двух министерств, о чём говорят приложенные к письму копии удостоверений: товарищу, подпись, печать, всё, как положено... Не боится себя хвалить. Не понимает, что могут остановить его на любом якобы достижении, да спросить: "Так какая же от твоих трудов польза людям?" - и предстанет он не отличимым от Неведова.
А ещё Галеев не хуже Неведова знал больные места людей, поэтому с каждым письмом бил в обидчика всё точнее.
В обращении к министру обороны Вакиль Галиуллович сосредоточился на том, чем занимался сам в последнюю рабочую десятилетку, руководя подразделением патентной службы на предприятии. Вытащил из сети описания патентов "Неведова и Ко" - Борцов был одним из "компаньонов" - и от души на них размялся, полагая, что нашёл железные, неоспоримые, убийственные аргументы научной и технической ничтожности прохиндеев от науки, вставших на его пути. Доводы его были, что называется, высосаны из пальца, а тезисы обвинений фактически никак не подкреплялись, но как красиво он складывал ими общую картину обмана! Словно с себя списывал; ничем другим такую красоту Борцов объяснить не мог.