Ошибка президента

Незнанский Фридрих Евсеевич

– Андрей Степанович, все готово.

Григорий Иванович встал, расправил плечи и, стараясь сохранять на лице «государственное» выражение, отработанное перед зеркалом, вышел из комнаты отдыха в кабинет. Референт, улыбнувшись, сказал:

– Пойдемте, Андрей Степанович.

Они пошли по внутренним переходам Кремля. Идти пришлось совсем недалеко. Референт открыл перед дядюшкой дверь и они оказались в небольшом, но уютном обеденном зале, который в кремлевской столовой именовался «залом номер один» – это был личный обеденный зал Президента, где он иногда

обедал или ужинал в узком кругу друзей или с кем-то из иностранных гостей попроще.

Здесь стояла антикварная мебель красного дерева. Стол был накрыт белоснежной крахмальной скатертью. На столе уже были сервированы закуски на одну персону – салаты и рыбное ассорти.

– А ты что же? – повернулся дядюшка к референту, мучительно пытаясь сообразить, что бы такое придумать, чтобы, не выдавая себя, выяснить его имя и отчество. – Садись, составь мне компанию. Возьми хоть салатик.

«Интересно, а как тут с этим делом? – подумал дядюшка, садясь на стул с высокой спинкой. – Попросить, что ли, да неудобно как-то». Он придвинул к себе тарелку с рыбным ассорти. Да, положили всего на совесть – тут и кета, и осетрина, и стерлядки кусочек. Пивка бы к этому. «Да что же! – воскликнул Григорий Иванович, продолжая вести сам с собой внутренний диалог. – Сам-то – не мужик, что ли? Не наш советский россиянин?» И, подцепив вилкой кусочек розовой свежайшей кеты, задумчиво сказал:

– Рыба посуху не ходит.

Лицо референта приняло понимающее выражение.

– Сейчас распоряжусь, – сказал он и поднялся с места.

«А ведь даже не спросил, чего принести, – подумал Григорий Иванович.– Значит, и так знает. Принесет то, что Сам любит. – Он стал гадать, что же такое сейчас окажется перед ним. Но что бы это ни было, надо пить, как будто это то самое, что надо. – Пусть хоть ликер киви принесут или вино десертное, все равно надо пить с удовольствием», – решил он, надеясь, что это будет «Абсолют» или «Смирновская», коньяк на худой конец, хотя коньяк под рыбу – вряд ли. А вообще-то, поди знай, какие тут в верхах обычаи.

Все это пронеслось в голосе Грязнова-старшего в считанные секунды. Вскоре референт вернулся, а еще через пару минут в «зал номер один» вошла приятной наружности женщина в кружевном крахмальном переднике и такой же наколке в волосах; на подносе была пара стопок и основательный графинчик. «Ну вот, накаркал: коньяку приперли…» – пронеслось в голове у Грязнова. Референт разлил темную жидкость по рюмкам.

– За наши успехи! – произнес Григорий Иванович торжественным голосом и без особого энтузиазма опрокинул рюмку. «Господи, ведь это ж «Старка»!..» О таком он мог только мечтать.

«Андрюха – наш человек!»– подумал он. Президент России вдруг стал ему еще ближе и родней. От избытка чувств Григорий Иванович чуть не прослезился, но вовремя сдержал себя. Президенту ни с того ни с сего плакать не полагается. В этом он был уверен.

2

Президент не сразу понял, что произошло. Он, правда, немного огорчился, что

машину ведет не Купавин, но не придал этому большого значения. Время поездки в автомобиле он обычно тратил на то, чтобы спокойно обдумать результаты прошедшего дня, сделать наметки на день будущий.

Президент все еще анализировал результаты встреч в Кемерове, когда обратил внимание на то, что впереди на трассе происходит нечто не совсем обычное. Оттуда раздавались выстрелы и целые автоматные очереди, в этом ошибиться он не мог. Первой мыслью было: «Неужели мафиозные группировки? Это все-таки как-то слишком».

Однако, когда из-за поворота стало что-то видно, Президент понял, что это не бандиты, а войска. Но почему они открыли огонь на президентской трассе?..

В следующий момент, резко затормозив, остановилась идущая впереди машина сопровождения.

– Что там за сука! – выругался водитель.

Президент поморщился, сам он никогда не позволял себе грубых выражений и очень не любил, когда это делали другие. Жаль, что Купавин не смог приехать, старый водитель знал, как вести себя в присутствии Президента.

Еще через миг остановился как вкопанный президентский автомобиль. Где-то неподалеку раздались выстрелы, и дверь с той стороны, где на заднем сиденье сидел Президент, широко распахнулась. При тусклом свете лампочки, освещающей салон, Президент увидел перед собой лицо полковника Руденко. И сразу понял – случилось худшее.

Плен. Или смерть.

Полковник Руденко внимательно посмотрел на российского главу, а затем сказал как-то уж слишком официально:

– Господин Президент, я прошу вас выйти из автомобиля.

Мелькнула мысль – не повиноваться. Но, представив себе, как будет унизительно, если его начнут выволакивать насильно, глава страны медленно вылез из машины и с чувством собственного достоинства посмотрел на полковника Руденко.

Он не произнес ни слова. Не спросил ничего.

Пусть сначала объяснят, что все это значит.

– Господин Президент, – все тем же официальным тоном продолжал Руденко, – я прошу вас следовать за мной.

Тяжелыми шагами, хлюпая по осенней дорожной грязи, Президент повиновался. Мысли путались. Неподалеку на обочине с потушенными фарами стояла другая машина. Это был уже не президентский «линкольн», а нейтральные «Жигули».

– Я прошу объяснений, – потребовал Президент.

– Сейчас вы их получите, – раздался рядом знакомый голос.

Президент резко обернулся.

Предали.

Сколько раз это происходило с ним за последние годы. Предавали люди, которых он считал своими верными последователями, если не товарищами в борьбе за новую Россию. Предавали по-мелкому и по-крупному. И все-таки он не смог к этому привыкнуть. Может ли человек привыкнуть к предательству? Возможно, кто-то другой и мог бы. Но не он. Это всякий раз было потрясением.

Да, его предупреждали, и не раз. Но предупреждения иногда слишком смахивали на доносительство, на желание выслужиться, показать, что ты единственный надежный.