Ошибка природы
Шрифт:
Маша же, хотя и чувствовала, что выступает сейчас в роли непреодолимой преграды для потока Сониной откровенности, предпочитала делать вид, что на самом деле ничего не понимает, и мы просидели так довольно долго.
Начинало темнеть — с такой неумолимой быстротой, на которую способны лишь ноябрьские вечера. Не успеваешь оглянуться — как уже наступает вечер.
Поняв, что все мои надежды на Сонину откровенность тщетны, я поднялась.
— Наверное, сегодня разговора у нас не получится, — предположила я. — Вам не до меня…
Соня подняла
— Да, пожалуй, сегодня я не готова. Но я провожу вас.
— Что вы, зачем? — перепугалась я.
— Нет, мне надо прогуляться.
Я поняла, что ей хочется со мной поговорить, так же, как и мне с ней. Но при Маше она на откровенность не решается.
Поэтому я пожала плечами и сказала:
— Что ж. Пошли прогуляемся по свежему воздуху.
На пороге я обернулась и бросила на Машу пристальный и быстрый взгляд.
Она сидела, смотря в сторону, и кусала губы. В ее глазах застыла обида и печаль.
«Странная она все-таки девочка, — подумала я. — Понять ее совершенно невозможно…»
Глава 7
На город опускался голубой вечер. Соня шла, как сомнамбула, немного замедленным шагом, глядя прямо перед собой и ничего не видя. Кроме Гордона. Я это знала. Она еще не осознала до конца, что колодец горя глубок, но уже проваливалась в него.
— За что его убили, Саша? — неожиданно произнесла она хриплым шепотом, чтобы не закричать. — За что?..
Она остановилась, не в состоянии больше двигаться, прислонилась к стене и прижала ладони к вискам.
— Осторожно, стена вас испачкает.
Она посмотрела на рукав, быстро вобравший в себя побелку, и выдавила улыбку:
— Какая разница?
В принципе, я понимала ее. Она отряхнула рукав — не до конца, потому что ей было наплевать, что он испачкан.
— Соня, что произошло тогда в театре?
Мой вопрос прозвучал слишком резко. Она дернулась как от удара и беспомощно подняла на меня глаза. Глубокая морщинка недоумения прорезала ее лоб, придав сходство с брошенным посереди улицы ребенком.
— В театре? — переспросила она. — Ах да… В театре. Маша вам рассказала про наш театр? Только там ничего не произошло. Просто все развалилось. Была весна, и в головах у всех бродила любовь. У меня тоже. Театр погиб, только и всего. Но ведь он не живое существо, правда? Поэтому никто его не оплакивал… Впрочем, это не имело отношения к Андрею. Ах, Саша, как больно, что я его… О господи!
Она подняла глаза, полные слез, к небу, пытаясь скрыть их от меня.
— Я его больше никогда не увижу? — прошептала она, закусывая губы.
Что ей сказать? Ничего, да и к чему! Трагическая формула потери еще действовала на сознание, подчиняя себе всю ее волю к жизни.
— Это пройдет, — я взяла ее руку в свою. Рука была ватная и безвольная. — Вам надо только запретить себе произносить эту фразу. Понимаете?
Она кивнула, делая вид, что верит мне. На самом деле
— Саша, вы найдете его убийцу? — спросила она. — Я смогу вам заплатить! Поверьте, я найду деньги!
Она стиснула на груди свои руки. Сейчас для нее всего важнее было найти того, кто превратил ее жизнь в воспоминания. Гораздо важнее, чем обнаружить того загадочного незнакомца, чьи визиты в неурочный час еще недавно беспокоили ее.
— Я постараюсь. Если вы мне поможете…
Оставшийся путь прошел в раздумьях. За один только день я выудила столько, что мне хватило бы на целый женский роман, переполненный страстями и любовями, равно как и загадками. Легче от этого не становилось. Мой мозг отказывался перерабатывать всю эту информацию, поскольку вполне справедливо был возмущен. «Вы путаете меня с мусорной кучей, любезнейшая! — заявлял он с обиженной миной. — Мало того, что напичкали этими вашими Шекспиро-Вийонами, так еще и пытаетесь понять, каким, собственно, образом все это увязано?!»
Слава богу, он был еще способен помнить имена людей, которые могли бы пролить на мою «темень» хоть немного света.
Я стояла прямо перед лариковским домом. Луна, конечно, щедро дарила мне свет, но совсем не озаряла мой мозг внезапными мыслями и видениями, как это бывает с нормальными сыщиками в нормальных детективах. Так как я сыщица глубоко ненормальная, я в восторге замерла, уставившись на великолепную в белом своем сиянии царицу ночи, и прошептала:
— О боже! «В туманном отблеске луны»!
Усевшись на лавочку, я достала сигарету, как если бы мне не надо было спешить. Мечтательное настроение будто пришло на выручку усталому мозгу, давая ему передышку. Я не видела ничего, кроме луны. Словно отыгравшие первый акт актеры, отошли в тень, растворяясь в лунной дымке, герои трагедии Чистого переулка.
Вместо них, как Чеширский Кот, завис в моем воображении Франсуа с лукавой усмешкой, непонятным образом подаривший луне свои черты.
— Ну-с, — усмехнулась я. — Что вы мне поведаете, любезнейший? Сообщите, что такой дурехи, как я, даже вы не видывали?
Он растаял. Впрочем, что мог мне ответить Вийон?
Я различаю все, что здесь неразличимо. Я различаю все, но только не себя!Что до меня, то я сейчас вообще ничего не различала. Только слабые очертания, отголоски чужих реплик, чужих судеб, связанных шекспировской трагедией и Чистым переулком. Луна, порадовав своим обществом, скрылась в темной завесе туч. Где-то прогрохотал трамвай, возвращая меня к реальности. Я вздохнула, поднялась с лавки и пошла в офис, где уже по меньшей мере сто лет дожидался меня мой несчастный босс.