Ошибка Ромео
Шрифт:
Советы по отделению от своего тела настолько ясны, что невозможно им не последовать. В свое время я пробовал выполнить все указания и мне удалось достичь приятного состояния созерцания, которое сопровождалось полным расслаблением, но полного отделения от тела я не испытал. Но это ни о чем не говорит. Я готов признать, что мне не хватило необходимого умения и терпения. Возможно, в следующий раз мне повезет больше. Я не отчаиваюсь. Идея астрального путешествия очень привлекательна не просто тем, что это свободное, ничем не ограниченное перемещение в пространстве, оно помогает найти ключ ко многим загадкам психики. Гипотеза, объясняющая такие разные явления, как телепатия, ясновидение, психогенез и явление призраков, способна привлечь любого ученого. Вера во внетелесный опыт сводится к следующему. В каждом из нас присутствуют две сущности: соматическая система и еще одна. Обычно вторая система связана с телом, но в некоторых обстоятельствах она способна отделяться от него, и мы одновременно можем находиться в двух разных местах. Принятие
Вера в то, что вторая система сохраняется после смерти и даже после разложения тела, – наиболее слабое место учения об астральном теле. У нас имеются данные опытов, которые несколько лет назад совершенно независимо друг от друга были проведены тремя врачами в Англии и Голландии. Доктор Р.А. Уоттерс пытался сфотографировать астральные тела мышей, цыплят и лягушек в момент смерти. Он построил специальные вакуумные камеры и, заполнив их маслом и парами воды, сумел получить фотографии облакоподобных масс, парящих над телами всех животных; однако все эти изображения могли быть результатом обычных физических явлений. В Гааге доктор Зальберг Ван Зельст, взвешивая умирающих пациентов, обнаружил у них в момент клинической смерти мгновенную потерю веса ровно в 69,5 грамма. Аналогичные опыты проводились в Англии доктором Дунканом Макдугаллом, который выразил потерю веса британским эквивалентом 23/7 унции. С учетом расхождений в определении точного момента клинической смерти поразительное совпадение результатов может вызвать сомнение. Необходимо повторить эти опыты в условиях строгого контроля; обнаружение связи между потерей веса и каким-либо фактом, который можно точно установить, например исчезновением мозговых волн, могло бы стать убедительным открытием.
Рассказы о том, как над постелью умирающего поднимается напоминающее призрак облако, ни у кого не вызовут удивления, однако эти сообщения удивительно сходятся во многих деталях. Туман всегда поднимается над головой умершего, часто – по спирали, затем же, приняв форму тела, он повисает горизонтально в двух футах от соматической системы и, наконец, рассеивается. Профессиональные ясновидцы также упоминают о «спиралях энергии», покидающей тело умершего. В одном из сообщений утверждается, что эти спирали наблюдались в течение трех дней после клинической смерти. В Ленинградской лаборатории физиологических исследований для обнаружения жизненного поля Барра использовался прибор, аналогичный тем, что применялись для обнаружения магнитных полей в пространстве. Прибор мог устанавливать присутствие поля на расстоянии четырех метров от живого тела и продолжал регистрировать излучение, идущее от тела, после клинической смерти, при отсутствии мозговой и сердечной деятельности. В одном из случаев излучение после клинической смерти оказалось сильнее, чем у любого из живых тел, не считая женщины, проводящей сеанс психокинеза.
С точки зрения биологии клинически мертвое тело еще живо. В противном случае оно бы не разлагалось. В нем продолжается обмен веществ, выделяется тепло и в результате биохимических процессов, естественно, сохраняется заметное поле, хотя его характер может измениться. Может ли это поле существовать и после распада породившей его материи? Возможно.
Барр пришел к выводу, что открытое им поле одновременно и определяет организм и само определяется им. Подобное взаимодействие соответствует законам квантовой механики. Когда происхождение волн и полей объясняли воздействием на материю, то было невозможно объяснить существование волновой модели, способной достаточно долго сохраняться после исчезновения породившей его материи. Теперь, когда мы знаем, что сама материя может иметь волновую форму, проблемы более не существует. Я обладаю начальными познаниями в теории материи. Однако, как мне кажется, физики не имеют теоретических возражений против существования материальных волн в пустом пространстве. У нас нет абсолютно никаких доказательств в пользу того, что энергия тела или личности продолжает существовать в отсутствие своей половины именно в этой форме, но важно отметить, что к этому нет и никаких препятствий.
Неуловимую вторую систему можно уподобить «маточной субстанции» пчелы. Когда она циркулирует в улье, сложное сообщество занято общим делом, но через несколько минут после ее исчезновения стройный целостный организм превращается в бессмысленного идиота. Он распадается как организм, хотя субстанцию, обеспечивающую его единство, можно унести в бутылке и сохранять в целости и сохранности. Со временем и она погибнет, подобно тому как разрушается со временем энергетическое тело. Это
Хотя в основе личности лежат определяющие ее биологические процессы, создается впечатление, что она обладает некоторой независимостью. Она проявляется главным образом в снах, которые выполняют функцию канала по организации памяти в той области, которая, возможно, находится вне тела, хотя ее точное местонахождение еще предстоит выяснить.
Природа трансцендентального опыта и успеха иглоукалывания подтверждает мистическую традицию дуализма тела. Мы не располагаем бесспорным доказательством существования еще одной системы, кроме известной нам соматической, однако открытие жизненного поля свидетельствует о том, что мы не исчерпали все возможности.
Многочисленные сообщения о внетелесном опыте наводят на мысль о возможности разделений тела в пространстве. С точки зрения биологии подобная возможность не исключена, многие факты находят простое и логическое объяснение в существовании независимой второй системы.
Мы знаем, что разделение тела и сознания – вполне обычное явление, у нас нет достаточных оснований накладывать на этот процесс пространственные или временные ограничения. Условия, сознательно контролируемые, помогающие достичь состояния отрешенности, весьма напоминают те, которые спонтанно возникают при анестезии, потере сознания в результате несчастного случая и умирании. Если разделение тела и сознания может происходить в живом организме, а мы находим этому достаточно подтверждений, тогда нет оснований отрицать, что оно может происходить и в организме, находящимся в том состоянии, которое следует за клинической смертью.
Итак, у индивида имеется биологическая возможность в некоторой форме и хотя бы непродолжительный срок существовать и после смерти.
Часть третья
ДУША
Во втором томе «Автобиографии» Артур Кестлер рассказывает, как он сидел во франкистской тюрьме в Испании, ожидая смертной казни. В одиночке он наяву почувствовал, что «мое Я перестало существовать». Далее он говорит, что «человеку, который читал «Смысл смысла», испытал влияние логического позитивизма, стремился к точности формулировок и ненавидел туманные разглагольствования, крайне неловко писать такую фразу». Подобно всем остальным, кто имел визионерский опыт, он понимает, что выразить случившееся словами, не принизив его, невозможно. Розалинд Хейвуд высказывает мысль, что все попытки «сообщить неизъяснимое» обречены на провал, ибо наши обычные чувства не могут справиться с совершенно новыми видами информации. Когда в проливах Огненной Земли появился дарвиновский «Бигль», аборигены не обратили на него никакого внимания, потому что не могли вообразить себе такой огромный корабль.
Антрополог Эдмунд Карпентер уверен, что мы живем в совершенно иной, чем до изобретения письменности, чувственной среде просто потому, что умеем читать. Он говорит, что, «перейдя от речи к письму, человек предпочел глаз уху, при этом его интерес переместился с духовного на пространственное, с благоговения – на рассмотрение». Теперь все внутренние состояния стали описываться как внешнее восприятие.
Мы подчинили всеоружие наших чувств одному – зрению. Теперь мы полагаемся только на него, поэтому любая истина должна соответствовать зримому опыту. «Я из Миссури, – сказал Гарри Трумэн, – посмотрите на меня». Мы говорим: «воочию убедиться» и «я не поверил бы, если б не видел собственными глазами», но мы не замечаем, что предпочтение одного вида чувственного опыта может означать: «я не увидел бы, если б не поверил».
Глаз – необычный орган. Он изолирует отдельные предметы, извлекая их из общей ситуации. Детям, родившимся без рук или ног, очень трудно научиться видеть в объеме. Мы открываем объем и перспективу, трогая предметы и испытывая их на опыте, а затем присоединяем эти ощущения к зрению. В компьютерах нашего мозга предметы запрограммированы таким образом, что они воспринимаются нами только на основании нашего прежнего опыта общения с ними. Пигмей из дебрей Итури, привыкший видеть лишь вблизи, впервые очутившись на равнине, бывает поражен, заметив вдали крошечную антилопу. Во мраке тропического леса слух играет более важную роль, чем зрение, и опыт пигмея приспособлен к иному восприятию жизни. Он воспринимает действительность не так, как мы. Для взгляда характерно естественное стремление задерживаться на предмете, засекая его местоположение. Ухо же воспринимает информацию одновременно во всех направлениях, поэтому тем, кто слышит лучше нас, легче погрузиться в окружающий нас мир.