Ошибка сыщика Дюпена. Том 1
Шрифт:
Среди эпизодов тайной войны того времени дело майора Андре приобрело особую известность. Скандал вокруг этого дела был тем более шумный, что в нем оказался замешанным один из высших офицеров американской армии, а цели, которые ставили перед собой заговорщики, — самыми коварными. В их планы входил захват не только крепости Вест-Пойнт, но и самого Вашингтона.
Для встречи с комендантом крепости Арнольдом, являвшимся агентом англичан, и был послан майор Андре. Под видом торговца Андерсена (ему-то и было адресовано письмо от Арнольда, которое заметила Сара Таунзенд) майор с большими трудностями добрался к месту свидания с американским генералом. До сих пор Джону Андре сопутствовала удача. Но с той мийу-ты, когда он вынужден был отказаться от мысли вернуться к своим на фрегате «Коршун», который не смог пройти ему навстречу вверх по реке из-за сильного огня американцев, счастье изменило Андре. Пришлось избрать иной путь возвращения —
До английских линий было рукой подать, когда утром 23 сентября вблизи Тарритауна его остановил патруль из трех ополченцев. Андре, видимо, неплохо разыгрывал свою роль. Недаром о его актерских талантах, которые он демонстрировал в любительских спектаклях, как, впрочем, и о его способностях поэта и художника, так много говорили в салонах Нью-Йорка. Ополченцы готовы были уже поверить мнимому торговцу и лишь на всякий случай решили осмотреть его сюртук и предложили снять сапоги. Андерсен повиновался, но снял почему-то только один левый сапог. В другом оказались план укреплений Вест-Пойнта, данные об огневых средствах крепости и другие секретные сведения… Андре предложил сделку: за свою свободу — сто гиней, лошадь и золотые часы. Джон Пол-динг, командир патруля, заявил ему на это: «Даже за десять тысяч гиней вы не сделаете ни шагу». Английского агента доставили к полковнику Джеймсу, командиру второго полка легких драгун. Он распорядился отправить арестованного обратно в крепость Вест-Пойнт к генералу Арнольду. Это была явная неосторожность. Мало того, полковник послал Арнольду курьера с извещением об аресте торговца Андерсена. Стоит ли говорить, что генерал-изменник прекрасно воспользовался этой информацией и благополучно скрылся. Чем руководствовался полковник Джеймс— осталось загадкой. Надо полагать, что это была лишь непростительная оплошность.
Бенджамин Толмедж, узнав об аресте какого-то Андерсена, вспомнил полученные накануне послания, где упоминалась эта фамилия. Был отдан приказ вернуть незадачливого негоцианта обратно. Через несколько дней, в начале октября, суд приговорил Андре к смертной казни. В честь его пленения выпустили медаль, которой наградили задержавших его ополченцев, а на том месте, где его арестовали, воздвигли обелиск.
… В тот год, когда Купер приступил к роману, на газетных полосах вновь всплыло имя Андре. Сообщалось, что англичане решили воздать ему почести героя и похоронить его останки в «Пантеоне Англии»— Вестминстерском аббатстве. Шумиха, поднятая по этому поводу проанглийскими газетами, не могла пройти мимо Купера. Благодаря рассказам Б. Толмеджа и Р. Таунзенда, с которыми он часто встречался, Купер был хорошо посвящен в дело английского шпиона. Вплоть до деталей. Например, он знал о том (и это, как и многое другое, использовано в романе), что полковник Симкоу писал Саре Таунзенд каждый год в день св. Валентина стихотворные послания, предлагая ей руку и сердце.
В книге не раз заходит речь об английском майоре, который был казнен всего лишь «несколько недель назад». История Андре напоминает о положении одного из персонажей романа Генри Уортона — капитана королевских войск: переодевшись в штатское, он прошел через американские пикеты и оказался на территории противника в усадьбе своего отца. Ему грозит виселица, и его обвиняют в том же, в чем и Андре, — шпионаже в пользу англичан.
Незавидная судьба майора Андре как бы оттеняет происходящее, усиливая драматизм действия. И тем самым помогает, что было очень важно для автора, воссоздать подлинную историческую атмосферу, на фоне которой действуют его герои. Купер стремился не к правдоподобию, а к подлинной правде.
Опасения Купера оправдались. Роман «Шпион», изданный без имени автора в конце 1821 года, поначалу не заметили. Вернее сказать, не захотели замечать. Зато его сразу же перепечатали английские журналы. И только после того, как автор книги был назван в английской, а затем и во французской прессе «выдающимся американским романистом», газеты Америки поместили несколько весьма сдержанных откликов. Куперу не могли простить его героя из народа, прославление подвига простолюдина.
Натан Хейл, Инок Кросби, Бенджамин Толмедж и его помощники — герои невидимого фронта. Гарви Берч — их литературный собрат, образ, «замешанный» на подлинном материале истории войны за независимость Америки. Через несколько лет Купер поймет, что подвиги тех подлинных героев, которых олицетворял его Гарви Берч, были напрасны. Он убедится в иллюзорности идеалов американской революции, идеалов свободы. И тогда он произнесет
Несмотря на замалчивание и скупые оценки отечественной критики, роман «Шпион» принес Куперу всемирную славу. Книгу очень скоро перевели на многие европейские языки. Русская критика отмечала, что роман интересен сочетанием «подробностей американской войны с описанием нравов и обычаев сей страны».
Начало было положено, первый шаг — самый трудный — был сделан. Мечта Джеймса начала осуществляться. Когда-то он помышлял о битвах и подвигах, о плаваниях по морям и странствиях на суше. Теперь он проделает все это многократно на страницах своих книг. Перо, следуя за его воображением, словно волшебная палочка, переносило его в девственные леса, на берега озер, где в чаще скрывались индейцы и мелькал брусничного цвета камзол Натти Бампо. Вместе с этим пионером-землепроходцем он проложит пути среди лесов и степей; поднимется на палубу «Ариэля» с таинственным лоцманом, прообразом которого ему послужит знаменитый моряк Поль Джонс; окажется в рядах ополченцев, осаждавших Бостон… Но самый высокий, самый благородный его подвиг, подвиг писателя — в работе, напряженной, упорной, в создании более тридцати томов. «Шпион» открывает этот длинный ряд произведений. По существу, это была первая книга Джеймса Фенимора Купера — одна из лучших в его творчестве, написанная уже не подражателем, а, по словам Белинского, «могучей кистью» большого мастера.
Пройдет немного времени, и Купера станут величать «американским Вальтером Скоттом». Правда, сам Джеймс очень сердился, когда его так называли. «Это, — говорил он, — меня оскорбляет больше, чем все плохие рецензии на мои книги». Купера признают не только читающая публика, но и корифеи литературы. Бальзак будет «рычать от восторга», читая его романы. Белинский — восхищаться тем, как он из «видимой простоты творит великое и необъятное», а Лермонтов найдет в нем «несравненно более поэзии, чем в Вальтере Скотте». Что касается самого отца исторического романа, то и он поражался мастерству Купера. И когда они встретились в Париже в 1826 году — к этому времени Купером уже были созданы, кроме «Шпиона», романы «Пионеры», «Лоцман», «Осада Бостона», «Последний из могикан» — это была встреча равных, встреча, как ее назвал Вальтер Скотт, «шотландского и американского львов».
Золотой мираж
Все началось с карты
Дом стоял прямо у дороги, отделенный от нее невысоким забором на каменном основании. Напротив по горному склону громоздились заросли могучих буков и сосен, а ниже за ними виднелись поросшие вереском холмы. Впрочем, разглядеть их удавалось лишь в погожие, ясные дни, когда дорога была залита солнцем, в лесу не смолкал птичий гомон, а горный воздух, чистый и прозрачный, волшебным нектаром проникал в кровь. Чаще, однако, в этих местах бушевала непогода. Тогда холмы внизу скрывала пелена тумана или стена дождя.
Так случилось и в этот раз, когда в конце лета 1881 года Роберт Луис Стивенсон, в то время уже известный писатель, поселился вместе с семьей высоко в горах в Бремере. Некогда места эти принадлежали воинственнному шотландскому клану Мак-Грегоров, историю которого Стивенсон хорошо знал. Он любил рассказывать о подвигах Роб Роя — мятежника Горной Страны, которого с гордостью причислял к своим предкам. Вот почему бремерский коттедж он зловеще называл не иначе, как «дом покойной мисс Мак-Грегор». В четырех его стенах из-за непогоды ему приходилось теперь проводить большую часть времени. Воздух родины, шутил Стивенсон, который он любил, увы, без взаимности, был для него — человека с больными легкими-злее неблагодарности людской.
Дни напролет моросил дождь, временами налетал порывистый ветер, гнул деревья, трепал их зеленый убор.
Повсюду дождь; он льет на сад, На хмурый лес вдали, На наши зонтики, а там— В морях — на корабли…Как спастись от ненастья, от этого нескончаемого дождя? Куда убежать от однообразного пейзажа? В такие дни самое милое дело сидеть у камина и предаваться мечтаниям; например, глядя в окно, воображать, что стоишь на баке трехмачтового парусника, отважно противостоящего океанским валам и шквальному ветру. Это под его напором там, за