Ошибка в энциклопедии
Шрифт:
И тут… кто-то падает прямо перед ним. Востряков, я вижу, рвет машину вверх — перескочить через упавшего, иного выхода нет. В этот же миг поднимается упавший гонщик. Что будет?! Не могу отвести глаз. Вздыбленная машина Павла со всей силы ударяется колесами в спину встающего, а сам Востряков, как из пращи, вылетает из седла и плашмя, всей грудью, падает на асфальт!.. Разбился?! Вскакивает, обезумевшим взглядом ищет свою покалеченную машину, хватает, бежит вперед. С машиной в руках можно финишировать.
— Павел! Павел, куда, хватит! — кричим
К нему уже бросился Шелешнев, подбежали врачи.
Востряков даже не заметил, что в падении пересек меловую черту финиша.
Мне тоже хочется скорее к нему, но надо закончить репортаж.
Этот героически пройденный этап вернул нашей команде утерянное накануне звание лидеров гонки. Опережаем поляков на полторы минуты. Едва закончив работу, бегу в отель «Москва-Парк» к Вострякову. Побледневший Павел лежит в постели. У него забинтованы рука, колено, бедро, бок, болит грудь.
— Паша…
— Живой, — силится улыбнуться Востряков.
Тут же Виктор Вершинин. Они вдвоем в номере. Вдвоем они сегодня победили.
Виктор стоит, молчит, еще не разрядился.
— Так трудно, так трудно, сил просто нет! — вдруг выкрикнул он, бросился в постель и начал молотить ни в чем не повинные подушки, словно это были ненавистные горы.
— Ты пойми, — заговорил изливший свою злость на подушки Вершинин, — я лезу на гору и думаю: неужели бывает людям труднее?..
— А у меня так замерзли ноги, что только бы и согреться на подъеме, — включается в разговор Востряков, — а как вспомню, чего это стоит, так уж лучше померзнуть…
Смешно спрашивать Павла, больно ли ему. Конечно, очень больно, но как завтра?
— Пойдем, — просто отвечает Востряков.
Утром следующего дня на старте, как и обычно, — толпы людей. Хочется поближе рассмотреть героев гонки, их машины, подарить значок или открытку, сфотографироваться вместе со своим фаворитом.
Около нашей команды всегда много болельщиков, а теперь и того больше — ждут Вострякова.
Павел двигается с трудом, прихрамывает. Его велосипед ведет так называемый «опекун». Это очень хорошая выдумка — опекуны. По всей трассе каждого гонщика обязательно встречает на финише заранее прикрепленный к нему молодой спортсмен. Он же поневоле и болельщик своего подопечного, следит за его успехами с самого начала гонки, а уж после личного знакомства — тем более.
Финиш. Опекун, увидев свой номер, бросается к велосипедисту, принимает из его уставших рук машину, тут же заботливо накидывает плед (не простудился бы), дает напиться, отводит к умывальнику, проводит в отель — словом, сделает все, чем может быть полезен товарищу.
Павел залеплен пластырем, ссадины густо замазаны йодом.
— Содруг, как? — участливо спрашивают из толпы.
— Молодец, Востряков! — приветствуют его советские «болельщики в квадрате» (так кто-то метко их окрестил — свои болезни лечат и за команду болеют). Они принесли цветы, предлагают, захваченные еще из дому сладости.
Утром на разборе у
Стартуем. Команда наша идет, как задумано. Уже с половины трассы начинаются неприятности: главным образом проколы.
А Павел Востряков, как влился после старта в основную группу, так и идет. Не может он себе позволить «кататься», знает: все может случиться. И случилось!
К концу этапа неудачи так раскидали по трассе наших ребят, что только Павел один лишь смог стать тем третьим в зачете команды, чтобы она не потеряла звания лидера.
Часто пишут: «Забыв о своей боли…» Легко сказать, а вот как «забыть», преодолеть ее?
Востряков сумел. Услышав от тренера: «Паша, выручай!» — он еще увеличил скорость.
Попытка, еще одна, и он вырывается из большого клубка, увлекая за собой нескольких гонщиков из «неопасных» команд.
Надо нагнать группу, где идут основные конкуренты — поляки.
Нагнал да так зацепился за них, что те не могли освободиться от Вострякова до самого финиша.
Ребята не знали, как Павла отблагодарить, а он только отмахивался:
— Да ну вас, нежности разводить!..
А сам обнял очередного опекуна, чтобы не упасть от усталости, и жадно приник к фляжке с кофе.
Последний, решающий этап IX велогонки мира: Брно — Прага.
Теперь уже все журналисты, а ими набито несколько машин, так и вьются около головной группы.
Набрасываю в блокноте план итогового репортажа, вспоминаю основные события и в то же время не спускаю глаз с гонщиков. Наши впереди, и времени на репортаж мне не пожалеют.
В голове гонки Клевцов, в группе, что поотстала, — поляки и тоже наши: Колумбет, Чижиков, Востряков (!).
Этот день помню так, будто все происходило вчера.
На каждом этапе, чтобы сохранить высокую скорость, устраиваются промежуточные — «лётные» — финиши. За выигрыш — три солидных приза. Заманчиво!
На последнем этапе два таких финиша.
Подходим к первому. Что же Клевцов? Почему так спокоен? Его спутники рывком бросаются на штурм, а Клевцов даже не вступает в борьбу!
Мне обидно, но некому излить свое чувство — в машине нет никого из наших советских журналистов.
«Нет сил, бережет себя», — подумалось тогда.
И на втором финише повторилась та же картина. Хорошо хоть, не отрывается Клевцов от лидеров, держится.
До Праги шестьдесят километров. На обочину съезжает Чижиков — прокол.
Сорок километров до финиша. «Завал!» Снова сшибают избитого Вострякова, его машина искалечена.
— Машину! Машину! — потрясает кулаками Павел.
К счастью, наша техничка рядом. Но как только поляки увидели, что в группе остался всего лишь один Колумбет, они тут же сильно прибавили скорость. Это последняя возможность вырвать у нас победу. Накануне они проиграли сразу десять минут, но такое может повториться и с нами.