Ошибка. Мозаика судеб
Шрифт:
Вместо того, чтобы удирать на всех парах подальше от обчищенного монастыря, они вынуждены отсиживаться в какой-то глухомани, потому что младшая компаньонка не может идти. Что с ней случилось, не понимал ни кто. Даже мадам. Хотя она всегда изучала возможные риски для здоровья перед поездкой в незнакомую страну: чем можно отравиться по незнанию; кто может укусить; какую местную болезнь подцепить? Симптомы, сразившие Кьяру, не подходили ни к одной болезни. Высокая температура, кровь из носа и даже ушей, отнимающиеся ноги, галлюцинации. Как в таком
– Шерх, ты понимаешь, что ставишь под угрозу выполнение задания?
– Понимаю. Но я не могу бросить её тут одну! Она поправится, и мы отправимся дальше, а до тех пор будем находиться здесь!
– С каких это пор тебя стали волновать случайные знакомые?
– Питта очень хотела наговорить своему отпрыску гадостей, но сдерживала себя из последних сил, так как этот гадёныш спрятал добычу от матери и не соглашался ни за какие посулы их отдавать. А то она давно бы оставила его тут. Пусть нянчится с хворой девицей хоть до репкиных поминок!
– А она перестала быть для меня случайной!
– Нервная улыбка на лице сына очень не понравилась Питте. Она прекрасна была знакома с подобной одержимостью у мужчин, когда на их пути не рекомендуется вставать даже самым близким людям. Родственные, и даже кровные связи тут не имеют никакого значения, если только вы не поддакиваете и не соглашаетесь со всеми словами одержимого.
– Хорошо, - мягко проговорила мать, - она тебе небезразлична...
– Мама, - Шерх опустился на бревно, служившее прежним хозяевам лавкой, и печально уставился на Питту, - ты не хочешь смириться с тем, что любимую женщину я выбрал без твоего согласия.
– Да, она мне не очень нравится, хотя в уме и предприимчивости ей не откажешь! И ты не должен огорчать свою мать из-за какой-то пигалицы! Сколько их таких и даже лучше у тебя было? Десять? Двадцать? Почему именно Кьяра? Что в ней особенного?
– А почему ты выбрала моего отца?
– Своим вопросом сын словно ударил мать под дых. Эта тема была для мадам до сих пор болезненна.
– Я была молодой и глупой! Не забывай, я родила тебя в неполные четырнадцать лет! Некоторые девочки в этом возрасте ещё в куклы играют, а я была вынуждена играться с тобой!
– Извини, но моей вины в этом нет!
– Шерх уже был не рад, что задал вопрос не подумав о последствиях.
– Кто тебя заставлял так рано начинать общаться с мужчинами? Бабушка?
– Бабушка и сама...
– недовольно скривилась Питта.
– Нечего так ехидно улыбаться! Да, в нашем роду подростки рано начинают сексуальную жизнь! Мы рано взрослеем!
– И именно поэтому ты подослала Агнию, когда мне едва исполнилось двенадцать?
– Откуда ты знаешь, - опешила мадам, - что это я её к тебе послала?
–
– Шерх отвернулся от матери. Как-то так получилось, что подробности своего первого сексуального опыта он с Питтой никогда не обсуждал. Это всегда было для него табу. Скорее всего, потому что разговоры обычно носили довольно скабрёзный характер, или, как минимум, насмешливый. А над Агнией ему шутить не хотелось. К этой девушке Шерх испытывал нежное, даже трепетное чувство, как к первой учительнице.
– Она мне сама призналась. Я же напугался...
– Что?!
– Не поняла последних слов сына заботливая мать.
– То! Пытаюсь заснуть, а тут в комнату пробирается служанка, скидывает с себя халат и голышом залазит ко мне под одеяло! Я же с кровать упал и чуть под неё не уполз от страха! Тебе смешно, а мне не до смеха было...
– Что, юношам первый раз тоже страшно?
– игриво осведомилась Питта.
– Весело, - огрызнулся Шерх.
– Спасибо Агнии, объяснила, что это ты обо мне так позаботилась.
– Я что-то сделала не так?
– Тогда ты всё сделал так... но сейчас, прошу, не вмешивайся!
– Шерх!
– Мама, я не тронусь отсюда, пока Кьяра не сможет нормально перенести дорогу! Всё! Ты можешь уходить, я тебя не держу... и не осуждаю.
– И не отдам артефакты...
– со злой укоризной добавила Питта.
– И не отдам артефакты, - в тон ей ответил Шерх.
– Не доверяешь!
– Страхуюсь...
– Кого я воспитала! Не доверять родной матери! Променять родительницу на чужую, совершенно незнакомую девчонку! Ужас! Кошмар!
– В тебе умерла актриса, - насмешливо буркнул Шерх, наблюдая за разыгрываемой мизансценой.
– Правда?
– Питта изобразила смущение. Она и так и эдэк подбирала ключики к вдруг изменившемуся сыну, но всё никак не могла нащупать ту струну, на которой смогла бы играть в сложившейся ситуации.
– Мне раньше говорили, что я смогла бы играть в театре. Была бы сейчас столичной примой.
– Можно подумать ты об этом жалеешь... Ладно, закончим этот пустой разговор.
Шерх отправился в дом, а мадам Тиссар с сожалением подумала, что хорошо научила сына тонкостям общения с женщинами. Слишком хорошо, что даже сама не может пробить его позиций. А такое с ней никогда не случалось в жизни. Потерпеть фиаско с собственным учеником... этим надо гордиться или наоборот?
– Как я такое допустила?
– Кьяра!
Крик Шерха заставил её вздрогнуть. Питта поняла, что там что-то случилось. Судя по отчаянью, которое прозвучало в голосе сына, произошло непоправимое... для сына. Но для неё это было долгожданным облегчением. Она поспешила в дом, убедиться в своих догадках.
Шерх стоял на коленях перед кроватью, на которой лежала Кьяра. Невероятно красивая, со счастливой улыбкой на лице... и стеклянными безжизненными глазами. Живой осталась лишь прядка волос, которую колыхал ветерок, залетевший в открытую дверь.