Ошимское колесо

Лоуренс Марк

Каким-то образом я вывернулся, потеряв в процессе свою рубашку, но демоница набросилась на меня так быстро, что я не заметил, как тонки там границы – очень, очень тонкие. Ключ разорвал их для меня, и я выпрыгнул в прореху. Я не знал, что меня ждало – уж точно ничего хорошего, но наверняка у этого "ничего хорошего" зубов меньше, чем у моей новой подруги.

Снорри говорил мне, что границы тоньше там, где умирает много людей. Войны, чума, массовые казни… везде, где громадное количество душ отделяется от тел и должно попасть в мёртвые земли. Так что несколько удивительно было оказаться в пустыне, где

никто не умирал, кроме меня.

Каждая часть мира связана с определённой частью мёртвых земель – и где бы ни случилась катастрофа, барьеры между двумя мирами истончаются. Говорят, в День Тысячи Солнц умерло так много людей одновременно в таком огромном количестве мест, что граница между жизнью и смертью порвалась, и так до конца и не восстановилась. С тех пор некроманты используют эту слабость.

– Вон! – Голос кочевника привёл меня в себя, и я обнаружил, что мы добрались до вершины дюны. Проследив за его клинком, я увидел внизу, в долине, между нашим гребнем и следующим, первую дюжину верблюдов, которые, как я надеялся, были частью большого каравана.

– Слава Аллаху! – Я широко улыбнулся язычнику. В конце концов, в чужой монастырь…

Прежде чем мы добрались до каравана, к нам съехались другие ха'тари – все в чёрной одежде, и один вёл убежавшего верблюда. Мой пленитель, или спаситель, взобрался на животное, как только его товарищ бросил ему поводья. Мне же пришлось спускаться с дюны, скользя на ногах.

К тому времени, как мы добрались до каравана, он весь показался в поле зрения – по меньшей мере сотня верблюдов, большинство гружёные товарами: вокруг горбов поднимались высоко сложенные тюки, обёрнутые тканью, а с каждого бока свисало по два больших кувшина для хранения, конические основания которых доставали почти до песка. Около пары десятков верблюдов везли всадников, одетых в разнообразные белые, бледно-голубые или тёмные клетчатые одежды. Ещё дюжина язычников шла пешком – эти были закутаны в кучи чёрной ткани и, вероятно, изнывали от жары. Позади волочилась горстка тощих овец – необычная расточительность, с учётом того, сколько, должно быть, стоило их здесь поить.

Я стоял, поджариваясь под солнцем, пока два ха'тари направились навстречу трём всадникам, отъехавшим от каравана. Ещё один обезоружил меня, забрав и нож и меч. Спустя пару минут жестикуляций и смертельных угроз (или разумной дискуссии – на пустынном языке сложно отличить одно от другого) все пятеро вернулись. Человек в белой робе посередине, клетчатые робы по бокам от него, и ха'тари на флангах.

Лица троих новоприбывших были открытые, сильно загоревшие, крючконосые, с глазами, словно чёрные камни. Я решил, что они родственники – возможно, отец и его сыновья.

– Тахнун сказал, что ты демон, и тебя следует убить традиционным способом, чтобы избежать катастрофы. – Говорил отец с суровыми тонкими губами под короткой белой бородой.

– Принц Ялан Кендет из Красной Марки, к вашим услугам! – Я поклонился в пояс. Учтивость ничего не стоит, и потому она идеальный подарок, когда человек беден, как я. – И на самом деле я ваш ангел-спаситель. Вам лучше взять меня с собой. – Я попробовал вызвать его симпатию своей улыбкой. В последнее время она не очень-то срабатывала, но это всё, что у меня оставалось.

– Принц? – Мужчина улыбнулся

в ответ. – Изумительно. – Каким-то образом один изгиб губ преобразил его. Чёрные камушки глаз заблестели и стали почти дружелюбными. Даже парни по бокам от него перестали хмуриться. – Пойдём, пообедаешь с нами! – Он хлопнул в ладоши и рявкнул что-то старшему сыну. Его голос был таким злобным, что мне показалось, будто он приказал ему выпотрошить себя. Сын умчался со всей возможной скоростью. – Я шейх Малик аль Хамид. Мои мальчики – Джамин, – он кивнул на сына возле себя. – И Махуд. – Он указал на удалявшегося мужчину.

– Очень приятно. – Я снова поклонился. – Мой отец…

– Тахнун сказал, что ты упал с неба, и тебя преследовала шлюха-демоница! – Шейх ухмыльнулся своему сыну. – Когда ха'тари падает с верблюда, в этом всегда замешан демон или джинн. Гордый народ. Очень гордый.

Я посмеялся вместе с ним, в основном от облегчения: я-то как раз собирался объявить себя сыном кардинала. Наверное, голову солнцем напекло.

Махуд вернулся с верблюдом для меня. Не могу сказать, что я в восторге от этих зверей, но верховая езда, возможно, мой единственный талант, и я провёл немало времени, покачиваясь на спине верблюда, постигая основы. Я довольно легко влез в седло и направил животное вслед за шейхом Маликом, когда тот поехал вперёд. Слова, которые он пробурчал при этом своим сыновьям, я принял за одобрение.

– Разобьём лагерь. – Шейх поднял руку, когда мы добрались до головы колонны. Он вдохнул, чтобы выкрикнуть приказ.

– Иисусе, нет! – из-за паники слова прозвучали громче, чем я рассчитывал. Я продолжил в надежде, что "Иисусе" никто не заметил. Если хочешь сделать так, чтобы человек передумал, делать это лучше всего до того, как он огласит свой план. – Господин аль Хамид, нам нужно уезжать как можно скорее. Очень скоро здесь случится что-то ужасное! – Если границы истончились не из-за какой-то резни, это могло означать лишь одно. Нечто гораздо худшее вот-вот произойдёт здесь, и стены, которые отделяют жизнь от смерти, уменьшились в предвкушении…

Шейх повернулся ко мне, и его глаза снова стали каменными. Его сыновья напряглись, словно своим вмешательством я нанёс смертельное оскорбление.

– Господин, история вашего человека, Тахнуна, наполовину верна. Я не демон, но я действительно упал с неба. Очень скоро здесь случится что-то ужасное, и нам нужно убраться отсюда как можно скорее. Клянусь честью, это правда. Возможно, я был послан сюда, чтобы спасти вас, а вы были посланы, чтобы спасти меня. Определённо друг без друга никто из нас не выжил бы.

Шейх Малик прищурился, глядя на меня, и в уголках его глаз появились глубокие морщины – солнце не оставляет возможностей скрыть возраст.

– Принц Ялан, ха'тари простые люди, суеверные. Моё королевство лежит к северу и достигает побережья. Я учился в Матеме и не подчиняюсь никому во всей Либе, кроме калифа. Не держи меня за дурака.

Страх, державший меня за яйца, усилил хватку. Я видел смерть во всех её жутких оттенках и сбежал сюда ценой больших усилий. Мне не хотелось ещё через час снова оказаться в мёртвых землях – на этот раз в качестве ещё одной души, отделённой от плоти, беззащитной перед обитающими там ужасами.