Ошимское колесо
Шрифт:
Тогда она словно смялась, сложилась и упала на пол, а Ниа, по-прежнему молча, целая и невредимая лежала у неё на руках. Я ожидал ярости, вопросов, отрицания – но горе лишь затопило её и лишило голоса.
Я попросил Альфонса из стражи моего отца отвести её назад в танцевальный зал, где многочисленные солдаты присматривали за растущим скоплением выживших из окрестностей дворца. Потом я послал за Лизой. Она вошла с белым лицом, холодными глазами, гордая, словно я был завоевателем, а она моей пленницей.
Я попытался направить её в сторону кушетки, но она приближалась, пока не оказалась со мной почти нос к носу. Мои же инстинкты
– Думаю, два зуба.
– Что?
Я вытащил пальцы изо рта и повторил яснее:
– Думаю, два зуба. – Надо было слушаться инстинктов. Проявление честности и сострадания приводит лишь к тому, что тебе бьют по лицу так сильно, что зубы стучат. Я даже не говорил, что Баррас мёртв, только что я в битве потерял его из вида, и это выглядит неважно…
– Вон лодка. – Снорри указал на тёмное пятно в тумане.
Пятно проявилось, приблизившись к берегу. Плоскодонное речное судно из тех, что используют для перевозки скота через Селин, или на короткие расстояния вверх или вниз по течению. Сейчас на ней был мой жеребец – Убийца, – и ещё три лошади, выбранные за выносливость. Из них пара, на которой не предполагалось ехать сразу, была нагружена провизией и палаткой.
Два лодочника соскочили на берег и вытащили лодку на отмель, чтобы мы со Снорри могли влезть на борт. План состоял в том, чтобы провезти нас вниз по течению незаметно для осаждающих город и высадить на каком-нибудь безопасном участке берега, чтобы мы могли отправиться вслед за бабушкой в Словен. Оттуда наш путь лежал через Загр, потом на север в королевство Чарланд и наконец снова в Ошим.
Удивительно, но несмотря на весь ужас и безнадёжность нашего путешествия, снова оказаться в пути оказалось довольно приятно. Я соскучился по Снорри. Хотя, конечно, я не заходил так далеко, чтобы показывать это. А теперь, когда он вернулся, и мир нёсся мимо нас, я снова подумал о Каре и мальчонке. Мы так долго путешествовали вчетвером, что теперь, когда снова оказались вдвоём, их отсутствие казалось более ощутимым. Словно это вёльва должна была держать руку на румпеле, а Хеннан – возиться с верёвками.
Я встал на носу вместе со Снорри, а лодочники принялись отталкиваться длинными шестами в сторону течения.
– Я же говорил, что Колесо всех в итоге возвращает. Так рассказывала Нанна Уиллоу. Колесо затянет тебя. Быстро или медленно, но в итоге ты придёшь, думая, что это твоя идея, и у тебя будет на то полно отличных причин. И вот мы в сотне миль от него, с кучей отличных причин, направляемся к Колесу.
– Может и так. – Снорри кивнул. – Некоторых вещей не избежать.
Он сказал эти слова легко, но за ними я чувствовал тяжесть. Возможно, урок, выученный в Аду.
– Ошим вонзил в тебя свои зубы, Снорри. Глубоко. Старику нужно было лишь упомянуть его, и ты уже паковал сумки. Если оно так держит тебя за сотни и сотни миль… какой толк будет от тебя, когда ты окажешься там?
– Я сделаю то, что нужно сделать.
Он выглядел таким мрачным, таким решительным, что я не стал развивать тему. Возможно, он знал то, чего не знал я. Я не спрашивал. Пускай Снорри хранит свои тайны – меня не манят байки из мёртвых земель, – но возможно они всё равно меня поджидают в ближайшем будущем. Возможно они, как Колесо, стоят у меня на пути, и их не избежать.
В Снорри по-прежнему оставалась его своеобразность – та помесь смерти
На чистой странице речного тумана передо мной словно разворачивались события прошлого дня. Сначала белизна напомнила мне клубы дыма над погребальным костром отца, потом – горячие облака, вздымающиеся над Аппанскими воротами, и крики мертвецов и умирающих посреди инферно, начатого мной. Я увидел в тумане черты лица Дарина. Баррас тоже появился, и я понял, что не могу вспомнить, когда видел его в последний раз. Был ли он со мной, когда я вёл атаку, чтобы спасти Дарина? Я не знал. В памяти остался лишь его образ, как он с дикими глазами размахивает окровавленным мечом посреди толпы мертвецов, но где и когда это было, и что случилось потом, я не мог вспомнить. Лиза сказала, что я позволил Баррасу умереть, бросил его на волю судьбе, потому что он женился на ней. Я видел и Мартуса – его лицо поднялось передо мной, как в тот миг, когда я бросил ему свой меч. Он был не лучшим из братьев, и не лучшим из людей, но чёрт возьми, он был моим братом, сыном моей матери, и знание, что он мёртв, оставляло во мне пустоту. Меч висел у меня на боку – последняя точка соприкосновения между нами.
Сложно сказать, что в тумане видел Снорри, но ни один из нас не заговорил, пока осеннее солнце не разрушило последние белые пряди на берегах реки. К тому времени течение отнесло нас на десять миль, и мы нигде не видели ни следа армии Мёртвого Короля.
Оказалось что Убийца – конь благоразумный – в ужасе от лодок, и перевести его на сухую землю так, чтобы никого не забили копытами до смерти, оказалось нелегко. Приближался полдень, когда все четыре наших скакуна собрались на берегу, и мы проверили наше снаряжение. Гариус всучил мне "шкатулку с призраками" Лунтара, сказав, что она может оказаться полезной в Ошиме. Я подозревал, что ему, как и мне, просто не хотелось хранить шкатулку с призраками.
– Что это такое? – спросил Снорри, когда я убрал её.
– Здесь, – сказал я, – хранятся призраки миллионов Зодчих. Аслауг тоже там.
– Я-то думал, ты снова запер её во тьме? – Он выглядел не таким обеспокоенным, как должен бы.
– Ну, это не Аслауг, а женщина, которая стала Аслауг. Её призрак. Всё сложно.
– Аслауг когда-то была человеком? А что насчёт Баракеля? Он тоже там?
– Возможно. Не знаю. Мне плевать. У меня от этой штуки мурашки по спине бегают. В любом случае, никто из них не говорит ничего полезного.
Я сунул шкатулку поглубже в седельную сумку запасной лошади – каштановой кобылы со странным именем Сквайр – и из всех сил постарался о ней забыть.
Спустя полчаса мы ехали размеренным шагом по дороге в Верону – так два джентльмена едут по своим делам в приятный денёк, какие бывают любой осенью. На полях было пусто, урожай уже убрали, и все фермы под защитой этой земли стояли безмятежно и тихо, а честные граждане Красной Марки занимались своими делами. Мы проехали угольное хозяйство – у его ворот стоял фургон с мешками, а на ступеньках хозяйской лачуги валялся светлый пёс, слишком ленивый, чтобы гнаться за нами. Казалось изумительным, что жизнь здесь шла так тихо, нетронутая ужасами Вермильона. Оглядываясь назад, я даже не видел дыма из пригорода.