ОШО "Мастер" Размышления о преображении интеллектула в просветлённого
Шрифт:
Он сказал: «Но я не желаю! Я хочу домой».
Я сказал: «Если ты хочешь домой, можешь взять рикшу и отправляться, потому что я не собираюсь возить тебя такой холодной ночью. Я иду спать; уходи и ищи себе дорогу сам».
Он встретился со мной через двадцать лет, когда я опять приехал в Джабалпур, и он сказал: «Ты оказался прав; я женился и попал в беду. Ты загадочная личность... У меня уже семь детей, и я знаю — потому что ты сказал так — их будет двенадцать. Я взял такую женщину, о которой молю Бога, чтобы не досталась даже моему врагу. Она стерва. И я всегда думаю про ту ночь —
Я сказал: «Еще ничего не потеряно. Я могу и сейчас устроить все это».
Он спросил: «Что ты имеешь в виду?»
Я ответил: «Все то же: те мраморные скалы все еще здесь, тот водопад все еще здесь, ничто не изменилось. Я подъеду на автомобиле, и в три часа...»
Он снова посмотрел на меня и сказал: «А как же моя жена и дети?»
Я сказал: «Это вообще не твоя проблема. Раз уж ты прыгнул... то это их проблема. Чего тебе беспокоиться об этом? Они же мучают тебя».
Он произнес: «Даже через двадцать лет ты, оказывается, преследуешь меня. Ты по-прежнему придерживаешься того же мнения?»
Я ответил: «Я буду его придерживаться до твоего самого последнего вздоха, поскольку ты просто собираешься страдать. Этих двадцати лет ты мог бы избежать».
Он сказал: «Это верно — если бы я послушался».
Но я сказал: «Я по-прежнему готов, а ты не слушаешься».
Он возразил: «Возникли сложности. Мой отец умер, моя мать умерла. Теперь все дело на мне».
Я заверил: «Все исчезнет в тот самый момент, когда ты прыгнешь, а если ты не в силах прыгнуть, я подтолкну тебя!»
Он заявил: «Лучше не разговаривать с тобой вообще».
С тех пор я бывал в этом городе еще несколько раз. Я приходил к его дому, и он был у себя, но кто-нибудь выходил и отвечал мне, что его нет. А я передавал тому, кто выходил: «Скажите ему... пойдите и скажите ему, что я по-прежнему готов, когда бы он ни пожелал избавиться от своих страданий». В этом и состоит все мое дело: избавлять людей от их страданий, освобождать людей.
В последний раз я просто оттолкнул мальчика, который разговаривал со мной, — его мальчика — и вошел. Он притаился внутри, и я сказал: «Выходи! Тебе нечего беспокоиться, я не намерен забирать тебя».
Но он ответил: «Я не хочу больше разговаривать, потому что ты опять поставишь тот же самый вопрос, и возникнет желание... вдруг это как раз то, что надо было сделать. Теперь же я обеспокоен, ведь у меня столько детей — их уже не семь, а девять».
Я сказал: «Вот сделаешь двенадцать, тогда я приду. Заканчивай работу — и страдай, как тебе только захочется».
Он спросил: «А нет ли какого-нибудь другого пути, кроме самоубийства?» Я сказал: «Есть, но ты же никогда не слушаешь. Я бываю в этом городе вот уже двадцать лет, постоянно обучая людей медитации. Но ты был связан своими заботами — ты был готов умереть. Ты женился на лучшей, более красивой и более образованной женщине, и ты страдаешь с ней. Дело не в этой женщине или там мужчине — ты страдал бы с кем угодно».
Немедитативный ум обязательно страдает в любой ситуации: богатство, бедность, неудача или успех — безразлично. Для немедитативного ума страдание это судьба. Только
Но вы мечетесь повсюду в поисках радости, счастья, блаженства, и — никогда не заглядываете внутрь себя. Все то, что вы разыскиваете во внешнем мире, уже есть внутри — в самом сокровенном алтаре вашего существа.
Такова единственная истина, и для нее нет исключений. Еще никто, из заглянувших внутрь, не вышел обратно со словами, что все эти мистики, мудрецы говорят о чем-то таком, чего не существует. Без всякого исключения, каждый, кто вошел, возвращался с абсолютным подтверждением.
Но если вы можете отбросить все это разом — то есть не рассуждать и не вычислять, — тогда вот эти самые настроения различающего сознания есть утонченная мудрость истинной опустошенности; и невозможно достичь другой мудрости. Само ваше существо — коль скоро оно свободно от различий, свободно от мыслей, эмоций, коль скоро оно становится пустым небом — и есть единственная мудрость.
Если бы было нечто достигнуто и нечто постигнуто помимо этого, то оно не было бы правильным. Можно сказать с абсолютной уверенностью: единственная мудрость есть мудрость не-ума, безмолвного пространства. Кроме этого нечего больше достигать. Если кто-то говорит, что есть, — он не прав; либо его обманули, либо он пытается обмануть других людей.
Да Хуэй абсолютно прав: нет другой мудрости, нет другого просветления, нет другого пробуждения, кроме простого безмолвного пространства внутри вас... никакого волнения, ни малейшего движения мысли — точно озеро безо всякой ряби, небо без всяких облаков.
Значит, вы прибыли домой. Нечего больше добиваться, нечего больше достигать. Даже мысль о достижении чего-то еще никогда не возникает у человека мудрого.
Это подобно тому, как заблуждающийся человек называет Восток Западом, а когда он достигает просветления, то Запад становится Востоком — и не существует иного Востока. Он говорит, что это похоже на человека, который считает в своем неведении, ошибочно, что два плюс два это пять. Когда он становится бдительным и осознающим, он узнает, что два плюс два это четыре. Он не будет уже ни у кого спрашивать: «Что случилось с пятью?»
Великого психоаналитика спросили: «Мы слышали так много о психозах и неврозах, но так и не знаем разницы между ними». Спрашивавший человек был журналист, притом эксперт по психологическим вопросам. Он сказал: «По-моему, очень трудно понять, что такое психоз, а что такое невроз. В чем различие?»
Психоаналитик отвечал: «Разница очень небольшая, очень незначительная, почти неуловимая. Она заключается в следующем: психопат считает, что два плюс два — пять; невротик считает, что два плюс два — четыре, но озабочен, почему четыре».