Осиновый крест урядника Жигина
Шрифт:
Семен, когда занялся извозом и еще не обзавелся собственной избой, перебиваясь по съемным углам, частенько заглядывал в этот трактир, чтобы похлебать на скорую руку щей и выпить чаю. Знакомств по причине угрюмости своего характера ни с кем не заводил, в досужие разговоры не вступал – похлебал-попил, шапку в руки, дальше поехал.
Вот поэтому и удивился, когда во время очередного обеда подсел к нему хозяин трактира, прислонил костыль к стене и заговорил, будто они сто лет знакомы были:
– Слышал, Семушка, избенку для себя приглядываешь, так я тебе поспособствовать могу. Есть одна на
Избенку в то время, подкопив деньжонок, Семен, действительно, приглядывал, но все не складывалось: либо развалюха полная, с гнилыми нижними венцами, либо хозяева такую цену ломят, что глаза на лоб лезут… А жить по чужим углам уже изрядно надоело, будто горькую редьку грызть, и хотелось поскорее заиметь над головой собственную крышу.
Он помолчал, в упор разглядывая Капитоныча, и кивнул:
– Поговори.
На этом и расстались.
Обещание свое трактирщик сдержал: и с хозяином избенки потолковал, убедив его, что в цене надо чуть попятиться, и Семена привел, чтобы тот своими глазами увидел, какие хоромы приобретает, – одним словом, свел продавца и покупателя и те, довольные друг другом, ударили по рукам.
Переехал Семен в собственное жилище, стал обустраиваться, и доволен был сверх всякой меры: куда ни ступишь, хоть в избе, хоть в ограде, все твое, собственное, и не требуется ни на кого оглядываться, как в чужих углах, где всегда пребывал на птичьих правах; передумают в любой момент, как в ладоши хлопнут, собирайся тогда и улетай.
В скором времени заявился в гости к нему Капитоныч. В знак благодарности Семен выставил на стол угощение, но гость от угощения отказался. Хихикнул, прикрывая рот узкой ладошкой, жиденькую, седенькую бороденку огладил и сообщил:
– Я, Семушка, зелья не употребляю, ни капельки, даже на пробу, на язык, не беру. При моем занятии, когда этого добра вокруг хоть залейся, дашь слабину – и пойдешь с холщовой сумой на пропитание выпрашивать. Прибереги для себя, на другой случай. А если отблагодарить желаешь, не откажи в малой просьбице…
Просьба Капитоныча показалась, на первый взгляд, пустяковой. Надо было съездить на другой конец города по указанному адресу, забрать одного человека и доставить в трактир, возле трактира подождать и обратно отвезти. Делов-то…
Семен запряг Карьку и поехал.
Пассажиром оказался худенький и тощий малый с остреньким лицом, толстым носом и шныряющими глазками – на хорька смахивал. Заскочил в коляску, поерзал, устраиваясь, и по-барски ткнул Семена в спину – трогай! По дороге он весело насвистывал, даже мурлыкал что-то под свой толстый нос и вид у него был такой довольный, будто поймал за хвост большую удачу.
Доставил его Семен к трактиру и принялся ждать. Долго ждал… Вот уже и полдень миновал, вот уже и солнце на закат покатилось, а пассажира все нет и нет. И Капитоныча нигде не видно. Когда уже тени перед сумерками по земле вытянулись, Семен потерял терпение и направился искать своего пассажира – где он пребывает, когда в обратный путь собирается?
В трактире за столами почти никого не было, лишь несколько мужичков, по виду деревенские, тихо-мирно
Вышел Семен из трактира, ничего не понимая, и хотел уже ехать домой, как подлетела к трактиру обычная крестьянская телега, в которую запряжена была ходкая молодая кобылка – вся в мыльной пене, которая летела с нее хлопьями. Соскочил с телеги парень, похожий на хорька, выдернул большой узел, перекинул его в коляску Семена, сам следом запрыгнул и скомандовал – поехали! Телега, на которой он к трактиру прибыл, покатила в другую сторону.
Все так быстро перед глазами мелькнуло, что Семен и понять ничего не понял, разобрал вожжи и повез своего пассажира туда, откуда доставил. Теперь парень не насвистывал, сидел неслышно и незаметно, и только глазами, злыми и настороженными, озирался по сторонам.
«Как есть хорек!» – подумал Семен, и кольнула его смутная догадка. Скоро она полностью подтвердилась. Когда на место приехали и стал парень вытаскивать из коляски узел, он возьми да и развяжись. Видно, в спешке завязывали, не затянули как следует, вот и распахнулся. Посыпалось на пыльную землю всякое барахлишко: подстаканники, ложечки серебряные, резные коробочки деревянные, в которых обычно кольца да серьги с брошками держат, шубка соболья, еще что-то, чего Семен не успел разглядеть – так быстро парень заново все собрал. «Это он в трактир зашел, через черный ход выскользнул, а там его и телега дожидалась, – догадался Семен, – и никто ничего не видел, а я стоял, как дурак, и ждал».
Парень вскинул узел на плечо и оскалился, показав мелкие зубы, предупредил:
– Не вздумай вякнуть! Пришьем!
Побежал не оглядываясь, и узел подпрыгивал на его спине, словно был живой.
Вечером в гости к Семену пришел Капитоныч. Поздоровался, пожаловался на больные ноги, на одышку, а затем, без всякого перехода, спросил:
– Догадался, кого сегодня по городу катал?
Юлить Семен не стал, ответил, как всегда, коротко, чтобы лишних слов не тратить:
– Сороку-воровку по полету видно.
– Вон ты как, мудрено – по полету! Ну-ну, кхе-кхе… Если догадался, Семушка, тогда слушай меня в оба уха. Никуда теперь от меня не денешься, при мне будешь, как сторож при амбаре. Правда, платить тебе буду поболе, чем сторожу. Завтра в трактир заглянешь, буфетчик денежку тебе выдаст. Сам-то я денег никогда с собой не ношу, потерять боюсь, потому и карманы пустые. Ладно, Семушка, пойду я, раз договорились.
– Как это – договорились? О чем?
– Да неужели непонятно?! – искренне удивился Капитоныч. – Ты возишь, когда тебя попросят, помалкиваешь, а тебе за это денежки дают.