Оскар Уайльд и смерть при свечах
Шрифт:
— Что? — вскричал я. — Он говорил по-французски?
— Да, это был французский. Я уверен. Но с довольно странным акцентом.
— Этого человека зовут О’Доннел, — сказал я. — Он много лет прожил в Монреале. Настоящий зверь.
— Я в этом нисколько не сомневаюсь, — кивнул юноша.
Оскар молчал, повернув голову к стене. Он дышал глубоко и хрипло, но ровно, и я понял, что он уснул.
— Он останется у меня, — сказал я. — Миссис Уайльд в любом случае не ждет его сегодня домой. Лучше ее не беспокоить.
— Вы уверены? — спросил юноша, поправляя
— Да, уверен, — ответил я. — Я за ним присмотрю. Я его друг.
— Его «лучший друг», так говорит Оскар, — добавил Джон Грей.
— Рад слышать.
— Ну, тогда я пошел, — весело сказал юноша, протягивая мне руку. — Я ведь уже говорил, что обедаю у Кеттнера? Надеюсь, мы скоро встретимся. Ведь через день или два с Оскаром все будет в порядке? Я его люблю. Мы все его любим.
Джон Грей приветственно поднял руку, подмигнул мне и ушел.
Глава 13
6 ноября — 2 января 1890 года
Оскар оставался у меня в течение следующих трех дней.
Утром шестого ноября, когда я проснулся с затекшей шеей и болью в спине (цена за ночь, проведенную на обветшалом диване), я обнаружил, что Оскар сидит на постели, подложив подушки под спину, курит турецкую сигарету и в свете свечи читает Бодлера.
— Bonjour, mon ami, — весело сказал он.
Его лицо, как и прежде, покрывали синяки, но настроение заметно улучшилось. Он заявил, что совсем не помнит, что с ним произошло. Вообще ничего.
— Джон Грей в матроске? У вас галлюцинации, Роберт?
— Оскар, уверяю вас…
— Вы все придумали, Роберт, — небрежно продолжал он, пока я искал спички, чтобы зажечь газ и вскипятить воду для чая. — Посмотрите на себя, у вас дрожат руки! Во всем виноват Конан Дойл.
— Почему? Он-то тут при чем?
— С того самого момента, как Артур рассказал нам, что намерен сделать Шерлока Холмса наркоманом, вы, Роберт Шерард, искали возможность поэкспериментировать на себе. Признайтесь, так оно и есть. Вы употребляете морфий или кокаин?
— Это абсурд, Оскар, — со смехом ответил я. — Если у кого-то не совсем все в порядке с головой, так это у вас. Вчера вечером Джон Грей пришел к вам на помощь, когда на вас напал этот зверь О’Доннел.
— Уж не знаю, что именно произошло со мной вчера вечером, но Эдвард О’Доннел на меня не нападал.
— Если верить Грею, человек, который вас избил, выкрикивал угрозы на французском языке.
— Ах, вот оно что, — ответил Оскар, — похоже на одного из разочарованных поэтов — иногда они склонны к насилию. Стоит написать плохой отзыв об их стихах, как они тут же нападают на тебя на улице и при этом ругаются по-французски, чтобы придать своим действиям налет респектабельности.
— Но если не О’Доннел, то кто? — настаивал я.
— О’Доннел не имеет к случившемуся никакого отношения, Роберт, — ответил Оскар, задувая свечу, так как я отодвинул штору, чтобы впустить в комнату холодный серый свет утра.
— Так
— Действительно, — продолжал он, натягивая повыше мое стеганое одеяло, — пока я лежал на вашей невероятно удобной постели, за что приношу вам самую искреннюю благодарность, мой верный друг, я подумал, что «наш преступник мужчина» на самом деле мог быть женщиной — или мужчиной, который вел себя, как женщина. Место преступления находилось в идеальном порядке, когда мы туда пришли, полы натерты мастикой из пчелиного воска, как вы, наверное, помните. А пчелиный воск — это дело рук женщины.
— Вполне возможно, — осмелился предположить я, — что это был мужчина, привыкший заниматься уборкой, например, слуга? Разве вы сами не говорили, что мистер Беллотти находит чистильщиков сапог и мальчишек-посыльных для «О’Доннован и Браун»?
— Ваша правда, — сказал Оскар. — Вы очень к месту это вспомнили, Ватсон. Вы правы. Вне всякого сомнения, Беллотти как-то связан с этим преступлением, но как именно и до какой степени, я понятия не имею. Пока я расставлял свои сети в моргах и покойницких, мои «шпионы» вели слежку за нашим другом Беллотти и зверюгой О’Доннелом. К сожалению, они не обнаружили ничего интересного.
— А что вам удалось узнать в моргах? — осведомился я.
— Тоже ничего заслуживающего внимания, — с улыбкой ответил Оскар, — если не считать того, что смерть больше не вызывает у меня ужаса. В последние недели я всматривался в лица дюжин умерших, и мне удалось обнаружить вещи, которые меня утешают, Роберт. Мы исчезаем, когда за нами приходит смерть. Наш дух ищет спасения в неизвестном нам месте. А оболочка, оставленная нами, уже не имеет ни малейшего значения. Мертвое тело вызывает не больше трепета, чем брошенное пальто.
— Сколько еще моргов вам осталось проверить?
— Я закончил, — ответил он, отбрасывая одеяло в сторону. Оскар сел, и томик Бодлера соскользнул на пол. — Я проверил все. Теперь я намерен побывать в моргах больниц. На самом деле, с них следовало начать. — Он со стоном поднялся на ноги. — Конан Дойл рассказал мне, что медицинские школы охотно забирают свежие трупы для своих студентов, чтобы те могли их расчленять, в результате даже возник черный рынок останков недавно умерших людей. Мне нужно одеться и уйти. — Тут он увидел свое отражение в зеркале над умывальником и издал вопль отчаяния: — Матерь Божья, я не могу показаться на улице в таком виде! Уже через несколько часов об этом напишут во всех газетах!
Я улыбнулся.
— Не беспокойтесь, через день или два с вами все будет в порядке.
— Я ужасен, Роберт, — меня изуродовали!
— У вас синяки на лице, но не более того. Отдыхайте, приходите в себя и набирайтесь сил. Завтра или послезавтра вы уже сможете выйти на улицу. Я отправлю телеграмму Констанции. Напишу, что вы на пару дней уехали в Оксфорд. — Оскар с содроганием отвернулся от зеркала и медленно, с моей помощью, опустился в стоящее у огня кресло. Я накрыл ему колени пледом. — Отдыхайте, а я схожу за завтраком.