Осколки легенд. Том 1
Шрифт:
Им оставалось проскочить через открытый замковый переход и подняться наверх. Лоссарнах бежал по нему, не понимая, зачем он вообще это делает. Может, разумнее было бы принять бой там, где сейчас гибнут его друзья? Ведь, по сути, этот бег, это не более чем отсрочка смерти в пять-десять минут?
– Ой, – как-то по-детски сказал Торк за спиной у друзей, когда трое из них уже вбежали в коридор, ведущий к лестнице.
Лоссарнах обернулся и увидел, что в груди друга дрожит стрела. Торк сделал еще один шаг, но вторая стрела пробила его шею, еще
– Вперед, – толкнул Лоссарнаха Лейн. – Он мертв. Вперед.
Наверное, это были последние слезы Лоссарнаха. Да и первые тоже – он не плакал тогда, когда Кэлин, никогда не соразмерявший свою силу, заехал деревянным мечом ему по пальцам и те распухли, тогда, когда отец за проделку на пасеке (они для того, чтобы поймать в яму медведя, выгребли мед из пяти ульев), посадил их голыми задницами на муравейник, и даже тогда, когда увидел Торка с девушкой, той самой, при виде которой хотелось сделать что-то хорошее (а если Торк идет с ней, то значит… Значит, все). Сейчас эти первые и последние слезы закипали у него на ресницах.
– Все. – Фолле встал у лестницы, ведущей в их комнату. – Идите, у вас еще есть дела, а я их здесь подожду.
– Не забудь подать сигнал, – деловито сказал ему Лейн, подталкивая Лоссарнаха в спину.
– Как пойдет, – уклончиво ответил Фолле, разминая кисти рук. – Тут наперед не загадаешь. Лосси, мы с братом тебя там подождем, но ты не слишком торопись, ладно?
Уже был слышен топот ног – это захватчики бежали за их головами, видать, неплоха была назначенная награда.
– Давайте, давайте, – поторопил Фолле друзей.
Лейн втолкнул Лоссарнаха в комнату и накинул засов на дверь.
– Шкаф двигай, – топнул он ногой. – Я один не сдюжу.
Под звон стали, доносящийся снизу, двое друзей сообразили у двери неплохую баррикаду.
– Лосс… – метнулся короткий вскрик, и через минуту в дверь ударили плечом.
– Вперед. – Лейн подбежал к окну и резким рывком распахнул его. – Тебе – туда.
– Это позор, – упрямо сказал Лоссарнах. – Меч предков туда, а мы с тобой останемся здесь.
– Я – да, ты – нет. – Лейн посмотрел на друга снизу вверх. – Ты последний из клана Мак-Магнусов. Последний. И если ты будешь жив, то сможешь отомстить. Да, твое имя уже сегодня покроют позором, но что этот позор? Так, пыль. Через год, через два, да хоть через десять лет ты вернешься и отомстишь. За отца, за Лиззи, за нас. Но только в том случае, если останешься жив.
– Это трусость. – Лоссарнах понимал, что Лейн прав, но переступить через то, что у него было впитано в кровь было очень трудно, почти невозможно. Честь воина несовместима с бегством.
– Нет, это смелость. Вот это – смелость. – Лейн был серьезен так, как никогда в жизни, показывая рукой на реку, мерно несущую свои волны под луной. – Трусость – не отомстить за нашу кровь. В окно, брат мой, в окно.
– Так давай со мной, – Лоссарнах все-таки
– Э, нет. – Лейн подбежал к баррикаде, которая плавно поехала вперед, и подпер ее своим телом. – Они дверь вышибут и нас с тобой из наших же луков и расстреляют. Все, прощай.
Он отвернулся от Лоссарнаха, и напрягая мускулы, держал дверь сколько мог. Он успел услышать всплеск, говорящий о том, что последний бейлиф Мак-Магнус сделал свой выбор, и порадоваться этому. Его брат будет жить, и теперь уж точно отомстит за все и всех, в этом можно не сомневаться. И еще он был рад тому, что впервые в жизни он смог сказать не только что-то серьезное, но очень нужное.
А еще он успел взять одну жизнь врага, того самого, который первым ворвался в комнату, хотя тот был быстрее, и первым нанес Лейну-Весельчаку удар. Просто бейлиф Сэлар никогда не экономил на подарках, и кольчуга, его подарок Лейну, была отличной, гномьей работы, а потому этот удар выдержала.
Потом в комнату ворвались еще несколько врагов, и вскоре один из них, вытирая клинок от крови Лейна, подошел к окну и сказал:
– Ускользнул, змееныш. В реку прыгнул. Теперь уже, поди, далеко.
– Да и ладно, – отозвался второй, в цветах клана Стеббинсов. – Вода холодная, осень как-никак наступила. Либо утонет, либо лихорадку подхватит. А и выживет – невелик убыток. Он теперь опозорен. Он теперь изгнанник.
Долгая ночь кончалась, и костер почти прогорел. Мужчина, хотя годами и не старый, но уже порядком поседевший, в черной бесформенной одежде, подбросил в него немного хвороста и снова задумался, глядя в огонь.
Он всегда спал мало, а в путешествиях, до которых он был небольшой охотник, он и вовсе не тратил времени на сон, а потому охотно сторожил лагерь в «час волка».
Река плеснула, громче, чем обычно.
– Р-рыба играет, – сказал человек негромко. – С-стало быть, вот-вот рассветет.
Он взял котелок и пошел к реке – день следовало начинать с горячего питья, к этому его приучил многолетний опыт столь нелюбимых им странствий. В жизни ведь оно всегда так – чего мы больше всего не любим, то нам и достается.
Плеснула не рыба. На песочке лежал молодой мужчина, порядком посиневший от холода, и вроде даже не дышавший. В руке у него обнаружился меч, который он почему-то не выбросил, хотя и стоило бы, в такой-то ситуации.
Человек потрогал шею утопленника – жилка билась.
– В-везучий, – отметил он, покряхтывая, положил его животом на свое колено и несколько раз сильно ударил по спине.
После четвертого удара несостоявшийся утопленник закашлялся, его вырвало водой, но зато он задышал бодрее.
– Н-ну, вот как-то т-так.
Через полчаса мужчина сидел у костра и пил горячий отвар из трав, который любезно ему поднес его спаситель.
– К-как же это вы так? – покачал головой человек в черной рясе. – Это поаккуратней н-надо, не лето на дворе, какое уж к-купание?