Осколки наших грез
Шрифт:
– Так на чём я там остановился? Ах, да! Авдей познакомил нас с Надей. Она показалась мне самой очаровательной девушкой, которую я только встречал. Светлой, чистой, неземной… – поняв, что замечтался, я резко откашлялся. – И конечно же я не поверил, что тупоголовый Лебедев смог добиться её расположения, не прибегая при этом к материальным преимуществам. И что удивительно, я крепко ошибался.
Павел мерзко усмехнулся.
– Да, это и впрямь удивительно, ведь вы, зажиточные глисты, привыкли считать, что всё в этом мире продаётся за деньги.
Я проткнул воздух пальцем с громким: «В яблочко!».
–
Мне пришлось замолчать, ибо осколки прошлого одно за другим вонзались в сердце, чем приносили нестерпимую боль.
– Да чтоб меня, – ехидно протянул Павел. – Не уж то, бессердечный подонок влюбился в девушку друга? А я думал, что вы не способны на чувства.
– Жираф тоже думал, Павел Андреевич, но ты снова прав. Я растворился в ней без остатка и по сей день считаю это проклятьем. Так не бывает и быть не должно. И прежде чем я продолжу рассказ о волшебной любви, позволь мне немного вздремнуть. Я жутко устал, к тому же ты меня изрядно вымотал своей истерикой.
Павел рассмеялся, и я ответил ему тем же. Теперь мы оба хохотали в голос, пока перед моим лицом не возникло глубокое дуло.
– Вздумал играть? Нет, парень, вся козыри припрятал я.
Смерть, как та любимая женщина, потянулась губами, выводя на коже образ белокурой бестии. Мне вспомнилось, как сестра Авдея держала меня на прицеле, смотря влюблённым, отчасти ненормальным взглядом.
– Значит, одна хрупкая девушка стала апогеем твоей жизни? – пробормотал он шёпотом. – И по злой иронии её звали Надежда.
Я поднял глаза и ядовито улыбнулся.
– А здесь ты ошибся, Павел Андреевич. Эту девушку звали Снежана.
Глава#7
Линия 2. Снежана
Нас разделяла тонкая линия, сплетённая из ненависти и необъяснимого влечения. Она душила, лишала рассудка, натягивалась до немыслимого предела, но так и не оборвалась. И пока эта связь существует, я буду сходить с ума вслед за ним.
Вчера, сегодня и завтра.
Спустя долгих семь лет я снова оказалась в своей старой детской комнате, отремонтированной до неузнаваемости. Агрессивные оттенки сменились на спокойные кремовые, а вместо абстрактных рисунков, стопок видеокассет и игрушек теперь блестели флаконы европейской косметики и вычурные статуэтки.
Родители сделали всё, чтобы превратить мою обитель в чёртов кукольный домик и наверняка собой гордились. Они всегда стремились поменять меня.
В отличие от прилежного брата, я была практически неуправляемой, превращая в пыль их светлые надежды. Пока Авдей осваивал ступени на уроках сольфеджио, я с хулиганским азартом изучала чердаки соседних домов. Мне казалось, что жить по законам идеализированного общества невероятно скучно и не упускала возможности изучить другой мир. Тот, что не трещит по швам от лоска и дурацких устоев.
Но когда тебе тринадцать, ты не имеешь права выбора.
В конечном итоге отец оставил затею обуздать непокорную дочь и принял категоричное решение – сослал
Едва ли я прощу его за это.
Будучи за границей, в окружении «механических» студентов и уродливых стереотипов я изрядно настрадалась, но учла одну маленькую истину: чтобы стать той, кем тебя хотят видеть, не обязательно ломать себя изнутри, достаточно лишь притвориться. Роль безупречной наследницы далась мне разительно легко и после выпуска я вернулась в отчий дом. Гордо, держа осанку и смертельную обиду в сердце.
Они решили, что я покорилась, но в действительности взяла передышку; прилегла на дно, чтобы снова набрать высоту. Я знала, что настанет момент, когда земля под ногами окрепнет и я выпорхну из золотой клетки. Но главное, я забуду всех тех, кто сравнил меня с бездушным куском глины.
– Доброе утро, дорогая, – за дверью послышался стук каблуков.
Моя мать совсем не изменилась. Единственное, что я слышала от неё за всю свою жизнь, так это набор запрограммированных фраз: «Хорошего дня, дорогая!», «Как спалось, дорогая?», «Ты снова разочаровала отца, дорогая…». Порой мне казалось, что за её напускной вежливостью кроется миллион не произнесённых ругательств, а за сладкой улыбкой скрипят белоснежные виниры.
В этом мы были схожи. Отец превратил нас в марионеток.
Я ненавидела его. Не переносила на дух холёный пафос и выточенные манеры, которыми он травил нас, как мелких паразитов. Я ненавидела отца за то, что он отправил меня в Германию. За то, что лишил меня любви. За то, что увёз отнего.
Стоя у окна, где больше не сверкали бумажные снежинки, я наблюдала за братом и его новой спутницей. Некогда сдержанный Авдей разбрызгивался слюной, упрекая Надю в какой-то бессмыслице. Лицо девушки краснело от слёз, но она не пыталась перечить. Напротив, робко кивала и соглашалась с каждым его словом.
– Ты пойдёшь со мной на банкет, так или иначе! – кричал он, как обезумевший. – Я не позволю себя опозорить! У тебя есть несколько часов, чтобы привести себя в порядок и выглядеть подобающе! Не смей меня подводить, Надя!
После того, как девушка ушла, он поднялся на второй этаж и заглянул в мою комнату. Я до хруста сжала кулаки, подавляя желание наброситься на старшего брата и ответить ему равносильной монетой, но продолжала сохранять спокойствие, ибо каждая моя ошибка стоила дорого.
– Почему не спускаешься на завтрак, Снег? – спросил Авдей, поправляя в зеркале взлохмаченные волосы. – Этим ты расстраиваешь отца.
Щёки вспыхнули от нового прилива ярости.
– Передай Альберту, что я не голодна. Германцы завтракают после полудня, пивом и жаренным беконом. Мне нужно время, чтобы адаптироваться.
Авдей противно рассмеялся.
– Отец не настолько глуп, чтобы поверить в подобную чушь. Однако, я не стану тебя переубеждать, – он внимательно осмотрел комнату, а после зафиксировал свой взгляд на мне. – Почему ты ещё в сорочке? Разве ты не собираешься на банкет к Сотниковым? Наша семья приглашена.