Осколки обсидиана
Шрифт:
— Я должен был…
Последний осколок упал на пол, и мертвое тело Итлани рухнуло к моим ногам; на его лице застыло выражение ужаса.
Я едва держался на ногах. Не в силах справиться с дрожью, я таращился на труп и не верил, что все осталось
Чья-то рука мягко легла мне на плечо, заставляя повернуться. Передо мной блестели грани обсидиана.
— Акатль. Все конечно.
— Он вернется? — медленно спросил я.
— Может быть, — голос Вихря звучал равнодушно. Холод распространился по плечу, спустился ниже, к сердцу, пока я наконец не утратил все ощущения. — Это будет непросто.
— А Сеяшочитль?
Он повернул голову и посмотрел на лежащую без сознания Хранительницу.
— Возможно, выживет.
Мне хотелось лечь и забыть обо всем. Хотелось, чтобы загробный мир отступил, чтобы ушел холод.
— Все кончено, — прошептал я.
Вихрь кивнул:
— Я тебе больше не нужен.
Я уставился на Него, сомневаясь, правильно ли я Его расслышал. Никогда раньше Он не произносил этих слов. Казалось, Он ждет от меня ответа.
— Нет, — выдавил я, едва шевеля языком. — Ты мне больше не нужен.
Он начал таять еще до того, как я закончил говорить; обсидиановые грани словно растворялись в воздухе.
Когда прибыл Масиуин со своими людьми, одного из которых он тут же отправил за лекарем для Сеяшочитль,
— До встречи, Акатль.
Я стоял над телом Итлани, шатаясь от слабости и потери крови.
— Акатль, тебе придется объясниться, — предупредил Масиуин.
— Да.
Я подождал, пока лекарь перевяжет меня, и выслушал его причитания. Масиуин задавал мне вопросы, но я был слишком слаб, чтобы отвечать на них.
Близился вечер, в дом постепенно вползал сумрак, но я знал, что придет время, и этот сумрак рассеется под лучами солнца. Пятая эпоха продолжалась.
«До встречи, Акатль».
Оставалось еще много нерешенных вопросов, так что на следующие несколько часов Масиуин был завален работой. Меня оставили сидеть на возвышении, на котором еще виднелись следы ритуала; в голове у меня по-прежнему звучал голос Обсидианового Вихря.
Паяшин мертв. В его смерти виноваты мы оба — или вообще никто. В конце концов, он был самостоятельным человеком и сам отвечал за свои поступки. Я не мог и дальше отгораживаться от загробного мира и питать ненависть к Обсидиановому Вихрю. Он был прав, сказав, что действует лишь по необходимости.
В окружавшем меня ночном безмолвии я тихо произнес:
— До встречи.