Осколки тебя
Шрифт:
— Не думала, что ты такая неопытная, — сказала Марго, прерывая мирное молчание.
Я нахмурилась.
— Ты о чем?
Она указала на внутренний дворик.
— Сад, он еще живой. Полагаю, что к этому времени ты бы уже уничтожила его. Не могу представить, как ты ухаживаешь за цветами.
Я моргнула, наконец-то поняв, о чем она говорила. Яркие цветы, окружающие внутренний дворик, не увяли и не осыпались, как этого следовало ожидать, учитывая, что я даже не взглянула на них после того, как переехала.
Хотя погода была холодной и прогнала большинство ярких
Я прищурилась, глядя на цветы, на их красоту. И подумала о человеке, который, как я подозревала, был ответственен за это.
— Вот мудак, — пробормотала себе под нос.
— Дикон?
Я все еще смотрела на цветы.
— Как сказала ранее, он скорее поджег бы их, чем стал ухаживать за ними. — Я сделала паузу. — Сент.
Марго подняла бровь.
— Ах, значит, сюжет усложняется.
Я закатила глаза.
— Если бы. Мой сюжет сейчас так же хрупок, как и мое терпение.
Марго смотрела на меня тем острым взглядом, которым я так восхищалась, но все же заставляла меня чувствовать себя неловко. Потому что, когда все ее внимание было приковано к тебе, от него было не скрыться. Казалось Марго на сквозь видела во мне все то, что я так тщательно скрывала.
— Значит, с попытками писать все так же плохо?
— Я бы не сидела здесь, не пила вино и не ела чистый жир и молочные продукты, будь это не так, — ответила я с горечью в голосе.
Только меня могли злить вино, еда, хорошая компания и красивые цветы.
— Так вот почему у тебя неразбериха с этими двумя мужчинами? — спросила Марго после паузы.
Я перевела на нее взгляд. Марго не обвиняла и не осуждала. Она воздерживалась от этого, хотя я давала ей множество причин.
— Наверное, — согласилась я, удивляясь своему честному ответу.
Но какой смысл притворяться хорошим человеком рядом с кем-то, кто увидел мое истинное лицо, как только я отказалась от ее булочек и доброты?
Марго отхлебнула вина.
— Ты как ребенок, отрывающий крылья бабочкам, потому что не знает, что с собой делать.
Я сделала глоток, хмуро глядя на почти полностью съеденный кусок сыра.
— Ты скорее описала серийного убийцу, — пошутила я. Почти.
Было бессердечно даже говорить подобное, учитывая то, как умерла Эмили, и тот факт, что я использовала жертв серийного убийцы, чтобы вдохновиться на свою историю. Конечно, Марго об этом не знала. Я была уверена, что даже у нее имелись пределы тому, с чем она могла смириться.
Марго пожала плечами.
— Мы все склонны вести себя как социопаты, если наши страсти не подогреваются. Благословение и проклятие творческой личности. Те, у кого нет страсти, таланта, креативности, либо невероятно удачливы, либо в высшей степени неудачливы. Я еще не совсем решила, как правильнее.
— Тогда в чем твоя страсть? — спросила я, снова удивив себя этим вопросом и любопытством к ее жизни.
Конечно, многие люди засыпали друзей вопросами в соответствии с правилами приличия. Но едва ли кому-то из них было действительно интересно слушать. В основном
Я нашла ее слово, когда впервые увидела ее. Не из любопытства, а потому что у меня для каждого волей-неволей находилось слово.
Ее слово — «спокойствие», что не имело смысла, учитывая ее вьющиеся волосы и огромное количество аксессуаров в любое время суток, но что-то внутри меня знало, что я угадала верно. Потому что за то время, что мы знакомы — не очень долго, если честно — никогда не видела ее взвинченной, маниакальной или в истерике. Или печальной. Либо у нее был рецепт на «Ксанакс», либо она так контролировала свою жизнь, как я никогда бы не смогла. Как бы то ни было, мне хотелось знать о ней больше.
— Я рисую, — ответила Марго. — Впрочем, вряд ли это тебя шокирует.
Я улыбнулась.
— Да, рисование было в моей тройке лучших догадок. Ты напоминаешь мне моего школьного учителя рисования. Пусть так и не звучит, но я сделала тебе комплимент. Она была единственной, кого я не ненавидела.
Марго улыбнулась в ответ. Я знала, что ее стиль был более практичным, естественным, искренним.
— Ну, я была учителем рисования в средней школе, так что не могу винить тебя в этом. Говорят, что те, кто не может делать — учит, что в большинстве случаев правда. Но с искусством все иначе. Напоминает людей, которые учат писать. Одно дело быть талантливым, но в мире много талантливых художников. И совсем другое — заставить мир обратить на себя внимание, сделать так, чтобы мир захотел заметить твои работы. — Она пожала плечами. — Я счастлива, что меня не заметили. Молодой вышла замуж, учила детей, которые иногда были талантливыми, но в основном просто засранцами. — Подруга посмотрела на меня. — Некоторые из особенных были талантливыми засранцами.
Я удивила саму себя, снова улыбнувшись. По-настоящему. Потому что Марго была права. Я как раз из этих «талантливых засранцев».
— Мое дело приносило мне радость. Помощь, оказанную ученикам, которые в ней нуждались, даже одному из тысячи, того стоила. Зарплата была отстойной, но нам не нужны были деньги. Я продавала картины и получала за них достаточно денег, чтобы прокормиться. Мне хватало и на большее. Мой муж был моей полной противоположностью. Надевал костюм на работу. Относился к себе довольно серьезно. Заработал кучу денег. И не мог отличить Моне от картины, нарисованной пальцами.
Марго посмотрела на озеро, ее грусть смешивалась со счастьем, что не должно было гармонировать с ее очевидной печалью. Но сочеталось.
— Это сработало. Как-то. Мы безумно любили друг друга, и нам этого было достаточно. Может все сложилось бы иначе, если бы годы притушили наши чувства и различия между нами стали бы просто раздражающими, а не поучительными. Я часто задаюсь вопросом, а не стало ли то, что его забрали у меня, когда наша любовь была еще нежной и простой, своего рода благословением. Но это всего лишь эгоистичная мысль, которой я потворствую, чтобы не сойти с ума.