Осколки
Шрифт:
— Успокоительное?
— Сутки в киселе? Нет, спасибо.
— И что мне с тобой делать? Напоить? — он криво улыбнулся.
— Разве что чаем.
— Пойдем.
Я села за стол, глядя, как Топольский достает с сушилки мою кружку. Меня это в свое время тронуло, что не особо любящий чай Сергей, купил специально для меня полулитровую кружку и чай с мятой.
— Если ты так и будешь смотреть на меня виноватыми глазами, я тебе что-нибудь откушу, — пригрозил Топольский, ставя передо мной чашку с чаем.
— Я
— Значит, так, — он отошел к подоконнику, вытряс из пачки сигарету и закурил, — ничего сверхъестественного не произошло. Ты устала, я вовремя не понял, что делать. Ты не умеешь просить помощи, а я не всегда принимаю, как именно помочь. Все. Не надо себя грызть, хорошо?
— Хорошо.
— Вот и славно.
— Я тебя тоже попрошу.
Сергей вопросительно посмотрел на меня.
— Ты завтра ничего не будешь отменять. Поедешь, как договорились, доделаешь альбом, хорошо?
— Саш…
— Дослушай, пожалуйста. Не надо жертвовать своим делом. Я не тяжело больная, чтоб сидеть рядом и держать за руку. Мне не будет легче, если ты будешь разрываться между мной и работой, потому что понимаю, что это для тебя значит. Договорились?
— Договорились, — кажется, Топольский вздохнул с облегчением, — самообладание ваше, госпожа Лишина, пугает и восхищает.
— Я пятнадцать минут назад в истерике была, где самообладание?
— Ты сейчас со мной совершенно спокойно разговариваешь и думаешь.
* * *
Сергей.
Я действительно не понимал, как она это делает. Если бы не заплаканные глаза и мелкая дрожь в руках, я бы решил, что мне все предвиделось.
Перепугался я страшно. Как-то так сложилось, что я всегда мог сгладить, успокоить, отвлечь, но не в этот раз. Слишком долго она себя держала в руках.
Я совру, если скажу, что страшно только за Сашу. За себя тоже страшно. Как-то так сложилось, что настоящих опасностей в моей жизни и не было. Максимум — остаться без гроша — не надо у мутных людей денег занимать потому что, ну или быть отпинанным за гаражами, но это еще моменты бурной молодости. Убивать меня никто никогда не собирался. Признаться честно, я вообще не верил, что будут собираться, пока Андрея не ранили. Алексей, все же, мог и сам в аварию попасть, а вот упасть на нож во дворе своего дома достаточно сложно.
Может, я и не прав и поступаю неправильно, но я действительно вздохнул с облегчением, после ее слов. Я не врал про сроки, да и в группе я не один, а альбом, это деньги, это новая программа для осеннего тура, эта мерч, в конце концов, а значит, снова деньги. При моей принципиальной позиции касательно совмещения проектов, прерывать и переносить процесс записи — свинство.
Саша встала, подошла ко мне и молча обняла, уперевшись лбом в плечо.
— Саш?
— Ммм? — она даже не
— Все нормально?
— Угу.
— Саааш.
— Обними меня просто, что ты пристал с вопросами?
— Наглёж, — я улыбнулся, но обнял, поцеловал в висок.
— Не наглеж. Просто не хочу сегодня больше ни о чем плохом думать. Завтра опять что-то поменяется, опять надо начинать бояться.
— Я понял. Давай я тебе что-нибудь хорошее расскажу?
— Расскажи. Например, как все будет замечательно, когда этот маразм закончится.
— А у тебя есть сомнения, что будет? Будем вести скучный быт, ты обещала, как жена декабриста, со мной в тур съездить. Развлечение!
— Что ты так меня туром пугаешь?
— Поезда, гостиницы, чужие постели, недосып, косячные орги — ммм, действительно, чем тут пугать?
— Но ты все равно ездишь.
— Потому что мне есть что сказать и мне нужна отдача. А отдача на концертах это что-то феерическое. Ты же понимаешь, да?
— Понимаю. Сереж…
— Что, моя хорошая?
Она потянулась, коснулась моих губ своими, едва-едва, а я забыл, как дышать.
— Не хочу ни о чем думать, — очень тихо сказала Саша.
А я хочу? Или могу?
Медленный тягучий поцелуй, никаких пожаров и страстей, только безграничная нежность и желание передать то, что словами не получится.
Хотя кого я обманываю? Я так по ней соскучился за эту неделю, что поцелуй неизбежно перешел и в пожары, и в страсть, и в легкое сумасшествие. Зато думать действительно не получалось. Как думать, когда прямо в эту секунду ты живешь? Живешь, а все что было пару минут назад абсолютно нереально и как будто из другой жизни.
* * *
Колышется занавеска открытого балкона, приглушенный шум проспекта внизу.
Она лежит головой у меня на груди, и водит пальцем по линиям татуировки. Жизнь все еще кажется нереальной — в суматохе, страхах, этот кусочек спокойствия как украденный, но хуже он от этого не стал точно.
— Набью твой профиль на груди, будешь знать, — пригрозил я.
— Не надо. А кроме шуток — есть какая-то со значением?
— Птичка на плече, ага, вот эта. Самая первая, в ней какой-то смысл, наверное. Остальное потому что захотел.
— Я думала шрамы забить, но испугалась в последний момент.
— Чего испугалась?
— Что больно будет, — она улыбнулась, — плохо представляю, как в меня будут тыкать иголкой.
— Это не больно, на самом деле. Если передумаешь, познакомлю со своим мастером.
— А парные слабо?
— Саааша, — я не удержался и засмеялся, — если это не сердечки или пошлые обручальные кольца, то я подумаю.
— Кольца рановато.
— Думаешь?
— Серёж, — она приподнялась на локте и серьезно посмотрела на меня.