Осколки
Шрифт:
– А зачем мне его знать?! Я с ним жить не собираюсь, а что богат и так понятно, достаточно на его одежду да карету посмотреть.
– Послушай, этот старик – бессмертный.
– И что? Нормальненькая кликуха.
– Да это не прозвище, он…
– Ой, да хватит нудить, сама разберусь.
Жалко было родителям Басю, да сделать ничего не могли, выросла дочка… А Варвара, как сказала, так и сделала. Думала, что всё предусмотрела: прежде чем к старику в дом ехать. Брачный договор заключила, что значит препятствия в её транжирстве он ставить не будет, и жить в его владениях она станет, как принцесса,
– А если не умру, любить меня будешь? – поинтересовался старик, удивляясь её меркантильности. – А то гляди, прозвище то у меня – Бессмертный…
– Буду, буду… – беспечно засмеялась Варвара, глядя на высохшую до костей фигуру новоявленного мужа, а про себя подумала: «Тоже мне бессмертный…», и не приметила, как усмехнулся он. Не простой тот старик был, волшебник, и мысли слышал и помыслы знал, да Варвара то неучёная была, ни фольклору местного даже и не истории не знала, если что и слыхивала, мимо ушей пропускала, неинтересно ей было.
Вот живут они, поживают в замке, богато живут, она на своей половине, а он на своей, привыкнуть, значит, даёт, подарки разные ей делает, фокусами развлекает, заботится о ней, а от неё, кроме капризов, жалоб да претензий ничего и не получает.
– Жена ты мне, – говорит, – или не жена?! Зачем замуж за меня шла?!
– А ты условия не выполнил, – хитрит Варвара, – обещал принцессой сделать, а сделал затворницей, ни гостей, ни балов, ни выездов… и имя моё Бася, значит я никакая ни Варвара, а Василиса, так меня и называй!
– Да бал то не проблема, Василиса ты моя распрекрасная, – задумчиво проговорил старик, – понравятся ли тебе мои гости?!
– А мне без разницы, лишь бы весело, да было перед кем новыми нарядами похвастаться.
– Сама сказала, за язык не тянул, – обрадовался старик. – Значит после бала наконец моей станешь?!
– Ты сначала бал то организуй, а там и посмотрим сумеешь ли ты меня принцессой перед всеми выставить.
И вот ведёт её Кощей Бессмертный в бальную залу, всю увешанную бриллиантами да изумрудами, садит на высокий трон рядом с собой, объявляет царицей его владений и начинает знакомить с подходящими по очереди гостями – русалками, нимфами, водяными, другими лесными духами… А у неё настроение всё хуже и хуже, злится, аж зеленеет, глядя на гостей, царицей то они её признают, да нарядами хвастаться не перед кем, не те это гости, чтобы оценить богатство и роскошь. Да и разговоры у них всё больше профессиональные, про уровни вод да влажности, рост деревьев, травы, птиц, жуков, бабочек… атмосферные фронты…ни сплетни, ни тряпки им неинтересны…
– Что это за бал такой?! – опять предъявляет Варвара претензии своему супругу, как только он попытался её обнять и напомнить о данном обещании. – С кем мне здесь общаться?! С голубыми русалками или зелёными лесными нимфами?!
– Да ты сама позеленела от злости, как лягушка и такая же холодная, как они! – не удержался Кощей, так она достала его своими бесконечными отговорками.
– Уж лучше с лягушками на болоте жить, чем с тобой помирать от скуки! – замстила ему Варвара.
– Ты так считаешь?! – удивился Кощей.
– Да! Считаю! – бездумно рявкнула Варвара, и тут же оказалась лягушкой в ближайшем болоте. От прошлой жизни сохранились у ней только корона на, теперь уже лягушечьей,
Василиса Прекрасная, или имена и судьбы. Ч.2
Итак, мы оставили нашу Варвару, ох, простите, Василису распрекрасную, на болоте в лягушечьей шкурке. Сидит она на зелёном листочке, комариков да мух кушает и скучает: «Эх, хорошо было в родительском доме, спокойно, уютно, ни о чём заботиться не надо было… Да и у Кощея неплохо, живи себе на всём готовом, любой каприз тут же исполняли… и никакой опасности. А здесь того и гляди, что съедят, или наступят…»
Только она подумала об этом, глядь – молния блеснула и летит прямо в неё. Хотела Бася, на другой листочек перескочить, подпрыгнула что было сил, да не хватило сноровки, не свыклась ещё управляться с телом своим лягушачьим, и плюхнулась прямо на золотое сияние. Мысли у неё: «Всё. Сейчас меня молния убьёт…» – страашно, аж зажмурилась… Минута прошла, две, а ничего не происходит.
Открыла Бася глаза, а перед ней парень стоит: «А ну ка отдай мою стрелу, жаба болотная!» – кричит, да уже и руку протянул. Глянула она вниз, и впрямь на стреле сидит, а стрела красивая, чистого золота, с серебряным наконечником да драгоценными каменьями сияет, неудивительно, что она её за молнию приняла. Вроде и ни к чему ей это богатство на болоте, а отдавать такую красоту жалко. Да и обидно от слов его грубых.
– Сам ты жаба! – крикнула она, как можно громче.
Парень, от неожиданности, аж отскочил:
– Ты что разговариваешь?!
– Но ты же разговариваешь! – парировала Бася.
– Ну так то же я, то другое… – замялся парень, только сейчас заметив маленькую золотую корону на зелёной голове его неожиданной собеседницы. – Не серчай! Не желал я тебя обидеть…
– Ага, чуть не прибил своей стрелой! – перебила его Варвара.
– Так я же не нарочно, да и не по своей воле… – и рассказал ей Иван-Царевич, а это был, как вы уже догадались, именно он, о повелении своего отца, Царя-Батюшки.
Тут Бася и смекнула, что это её шанс не просто из болота выбраться, но и в царские хоромы перебраться, говорит парню: «Вот и выполняй волю отца! Бери меня в жёны!». А ему без стрелы, да без жены никак нельзя домой воротиться, хотел было стрелу силой забрать, да Бася предупредила его, что если хоть пошевелится, то она стрелу тут же в болото и скинет.
– Ладно, ладно, – говорит, – беру…
– Э нет, – отвечает Бася, – так не годится, дай честное царское слово, что берёшь в жёны царевну-лягушку, твою стрелу поймавшую, да поклянись клятвой страшною.
Очень не хотелось Ивану этого делать, но выбора не было. Сказал он всё, как она хотела, да и забрал её с болота вместе со стрелой.
Сидит Бася в царских хоромах на бархатной подушечке, расшитой бисером и самоцветами, да на кружевной салфеточке, и горюет. Что проку ей, лягушке, во всей этой роскоши?! Даже и поговорить не с кем. На болоте, хоть переквакиваться с другими лягушками можно было. Здесь же, Иван просил её не пугать людей, чтоб не зашибли ненароком, а сам по целым дням в её светёлке и не показывается. С тоской вспоминала она мамины уроки, сейчас бы даже вышивать или убирать была бы рада, да не приспособлены для этого лягушачьи лапки.