Осколок Империи
Шрифт:
В течение этих четырех дней происходили события, наблюдая которые я удивлялся, зачем Слону искать странный мир. Самый странный мир — это Земля.
Я помню, что, закончив игру, мы решили отправиться куда-нибудь пообедать. Это было не так просто, как кажется. Слон не имел возможности переодеться в брюхошпепа, да и никто из нас не выглядел так, чтобы прилично показаться на людях. Дайана дала нам свою косметику.
Я поддался неожиданному искушению и выкрасился в альбиноса. Именно выкрасился, потому что Дайана дала нам краски, а не таблетки. Когда я закончил, из высокого зеркала на меня взглянул человек, каким я был много лет назад. Красные,
Компания, застав меня у зеркала, объявила, что в таком виде мне можно появляться в обществе.
Я помню вечер, когда Дайана сказала мне, что знает Слона всю жизнь.
— Это я назвала его Слоном, — похвасталась она.
— Это прозвище?
— Ну конечно, — сказала Шеррол. — Его настоящее имя Грегори Пелтон.
— О-о-о! — И все стало ясно.
Грегори Пелтон известен во многих мирах. Ходят слухи, что он владеет территорией, занимающей в космосе сферу диаметром тридцать световых лет, то есть тем, что называют человеческим космосом, и имеет доход за счет ренты. Ходят слухи, что «Дженерал Продактс», вселенская компания кукольников, прекратившая свое существование с их уходом, служила для него вывеской. Его прапрапрабабка изобрела телепортационные кабины, и он богат, богат и еще раз богат.
— Почему Слон? — спросил я. — Почему именно такое прозвище?
Дайана и Шеррол с напускной серьезностью разглядывали скатерть.
— Включи свое воображение, Бей, — сказал Слон.
— А что такое Слон? Это какое-то животное?
У всех на лицах появилось досадливое выражение. Я не понял шутку.
— Завтра, — пообещал Слон, — мы сводим тебя в зоопарк.
В зоопарке Земли семь телепортационных кабин. По этому можно судить, насколько он велик. Но он еще больше. Между кабинами курсируют две сотни такси, — кабины располагаются так далеко одна от другой, что ходить между ними пешком неудобно.
Перед нами были серые толстые животные, менее крупные, чем звездные семена или бандерснатчи, но более крупные, чем другие животные, которых мне пришлось видеть.
— Понял? — спросил Слон.
— Да, — ответил я.
Животные были такими же массивными, крепкими и казались такими же неуязвимыми, как Слон. Я засмотрелся на одно из них, которое стояло в грязной луже. С помощью полого щупальца, растущего надо ртом, оно обливало себя водой. Я смотрел на его щупальце, смотрел…
— Эй, смотрите! — закричала Шеррол, показывая на меня пальцем. — У него уши покраснели!
Я ей это простил только в два часа утра.
Я помню, как перегнулся через Шеррол, потянувшись за сигаретой, и увидел ее кошелек, лежащий поверх груды вещей.
— А что, если я сейчас залезу к тебе в карман? — спросил я.
Оранжево-серебряные губы растянулись в ленивой улыбке:
— Я не ношу карман.
— Тогда я вытащу деньги у тебя из кошелька. Это прилично?
— Да, если ты сумеешь спрятать их на себе.
В маленьком кошельке оказалось четыреста звезд. Я сунул его в рот.
Шеррол не позволила мне вынуть кошелек изо рта. Вам не приходилось заниматься любовью, держа во
Я помню Шеррол. Помню гладкую, теплую голубую кожу, серебряные выразительные глаза и оранжево-серебряные волосы, уложенные в прихотливую прическу, которую невозможно было расстроить. Ее волосы всякий раз возвращались в прежнее положение. Когда я осторожно отобрал две пряди и связал их двойным крепким узлом, она засмеялась серебристым смехом. А когда я подпрыгивал и бормотал чепуху, она серебристо ворковала, а пряди ее волос, связанные в узел, расходясь, шевелились, как змеи на голове Горгоны.
Я помню дороги. Это первое, что видишь, подлетая к Земле. Если бы мы приземлились ночью, то увидели бы огни городов, но мы, разумеется, опустились на дневную сторону. Иначе зачем планете три космопорта? Сети шоссе, автострад и автобанов, как вуали, лежали на лицах континентов.
С высоты нескольких миль ты не видишь, что они разрушены: лопнули покрытия, искривились формы. Люди поддерживают в рабочем состоянии только два шоссе. Оба находятся на одном континенте. Это Пенсильвания — Тернпайк и Санта-Моника — Фривей. Остальные дороги — бесполезные руины.
Кажется, есть люди, которые собирают старые наземные машины и устраивают на них гонки. Среди этих автомобилей есть реставрированные, в которых заменено от пятидесяти до девяноста процентов деталей, есть и собранные заново по старой модели. На абсолютно гладкой поверхности они развивают скорость от пятидесяти до девяноста миль в час.
Я рассмеялся, когда услышал об этом от Слона, но слышать и видеть — не одно и то же.
Гонщики начали собираться перед рассветом. Они съезжались к концу Санта-Моника — Фривей, туда, где когда-то Санта-Моника впадала в Сан-Диего — Фривей. То, что осталось в этом месте от дороги, напоминало кучу спагетти. Огромные завитки и петли прежде напряженного бетона за долгие годы утратили прочность и провисли до самой земли. Однако по верхней петле еще можно выехать на гоночную дорогу.
Повиснув над дорогой в воздушном такси, мы смотрели, как автомобили выстраиваются в ряд.
— Пользование дорогой обходится гораздо дороже, чем сам автомобиль, — сказал Слон. — Когда-то я тоже здесь гонял. У тебя волосы встанут дыбом, если я скажу тебе, сколько стоит обслуживание и ремонт этого участка дороги.
— Сколько?
Слон сказал. У меня волосы встали дыбом.
И вот они тронулись. Я никак не мог понять, зачем гнать старомодную машину по ровному бетону, если можно лететь по воздуху. Но вот автомобили тронулись, стройные ряды слегка искривились, потом вовсе ссыпались. Автомобили двигались с разными скоростями, то безрассудно приближаясь друг к другу почти вплотную, то пытаясь вырваться на простор. Я начал понимать, в чем дело.
В этих автомобилях не было радаров.
Они управлялись с помощью рулевого колеса, установленного в кабине и соединенного передачами с четырьмя колесами, бегущими по земле. Неверное движение рулевого колеса, и автомобили врежутся один в другой или в бетонный бордюр. Их направляет или тормозит сила человеческих мускулов, но они поворачиваются или останавливаются только тогда, когда четыре резиновые шины плотно соприкасаются с гладким бетоном. Когда контакт шин и бетона нарушается, срабатывает третий закон Ньютона, и хрупкое металлическое тело движется по прямой, пока его не остановит бетонный бордюр или другая машина.