Осколок Вселенной [Песчинка в небе]

Азимов Айзек

– Совершенно верно, – с удовлетворением сказал Арвардан. – Вы сразу подметили слабое место этой теории. Однако большинство археологов игнорирует этот момент и твердо придерживается теории Мергера, из которой вытекает также, что в изолированных областях Галактики могут существовать подвиды человечества, которые не влились в общую расу, оставшись обособленными.

– Например, Земля.

– Да, Землю всегда приводят в пример. С другой стороны, радиальная теория…

– Считает нас всех потомками однопланетной группы гуманоидов.

– Совершенно

верно.

– Мой народ, опираясь на свидетельства своей истории и на наше священное писание, запретное для иномирцев, верит в то, что родиной человечества была Земля.

– Я тоже в это верю и прошу вашей помощи, чтобы доказать это всей Галактике.

– Вы оптимист. Что же для этого требуется?

– Я убежден, Ваше Превосходительство, что там, где теперь, к несчастью, зона радиоактивного заражения, осталось большое количество первобытных артефактов и архитектурных памятников. Возраст находок можно будет точно определить по степени радиоактивного распада и сравнить…

Верховный министр уже качал головой.

– Об этом не может бить и речи.

– Но почему? – в полнейшем недоумении нахмурился Арвардан.

– Прежде всего, – начал мягко урезонивать верховный министр, – чего вы этим добьетесь? Ну, докажете сбою гипотезу к вящей радости многочисленных миров Галактики. Но что из того, если вы все миллион лет назад были землянами? В конце концов, биллион лет назад мы все были обезьянами, однако современных обезьян своей родней не признаем.

– Ваше Превосходительство, это не слишком удачное сравнение.

– Отчего же, доктор. Разве не напрашивается вывод, что земляне в своей долгой изоляции очень изменились по сравнению со своими кузенами-эмигрантами, особенно под действием радиации, и теперь представляют собой особую расу?

Арвардан прикусил губу:

– Хороший аргумент в пользу ваших врагов.

– Потому что я заранее представляю себе, что скажут наши враги. Вы ничего не достигнете, доктор, разве что вызовете новую вспышку ненависти к Земле.

– Но ведь есть еще интересы чистой науки, человеческого знания…

– Мне искренне жаль, что я вынужден стать на пути у науки. Сейчас я говорю с вами, доктор, как образованный человек с образованным человеком. Я лично с радостью помог бы вам, но мой народ упрям и закоснел в предрассудках – он ведь веками варится в собственном соку из-за огорчительного отношения к нам Галактики. Существуют разные табу, разные незыблемые Наказы, и даже я не могу себе позволить нарушить их.

– И радиоактивные зоны…

– Одно из наиболее строгих табу. Если бы я дал вам разрешение, чего желал бы всей душой, это вызвало бы массовые бунты и беспорядки. В итоге не только ваша жизнь и жизнь членов вашей экспедиции оказалась бы под угрозой, но и Земля навлекла бы на себя карательные акции Империи. Я оказался бы недостоин своего поста и доверия своего народа, если бы допустил подобное.

– Но я готов принять все разумные меры предосторожности. Если пожелаете послать со мной наблюдателей… и я, разумеется, проконсультируюсь с вами, прежде

чем публиковать результаты своих изысканий.

– Вы меня искушаете, доктор. Это интересное предложение, Но вы переоцениваете мои возможности, даже если оставить в стороне реакцию народных масс. Я не обладаю абсолютной властью. Фактически моя власть строго ограничена – все вопросы представляются на рассмотрение Общества Блюстителей, и только потом принимается окончательное решение.

– Очень жаль. Прокуратор предупреждал, что меня ждут препятствия, но я надеялся… Когда же вы намерены представить мой вопрос законодательной власти, Ваше Превосходительство?

– Президиум Общества Блюстителей собирается через три дня. Менять повестку дня не в моей власти, так что может пройти еще несколько дней, прежде чем ваше дело будет рассмотрено. Скажем, через неделю.

– Ну что ж… – рассеянно кивнул Арвардан. – Кстати, Ваше Превосходительство…

– Да?

– У Вас на планете есть один ученый, с которым я бы хотел встретиться. Доктор Шект из Чики. Я в Чике уже был, но уехал оттуда, ничего не успев, и хотел бы исправить свою оплошность. Поскольку доктор, конечно, человек занятой, не могли бы Вы дать мне рекомендательное письмо к нему?

Верховный министр будто остолбенел и несколько мгновений ничего не отвечал Арвардану.

– Могу ли я узнать, по какому поводу вы хотите с ним встретиться?

– Разумеется, Я читал, что он изобрел один прибор, синапсатор. Изобретение касается нейрохимии мозга и очень бы пригодилось для другого моего проекта. Я занимаюсь классификацией человечества, разбивая людей на группы согласно энцефалографическим данным, или мозговым токам.

– Гм… Я тоже слышал об этом приборе. Кажется, он не оправдал ожиданий.

– Возможно, но Шект, как эксперт в своей области, может быть мне очень полезен.

– Да-да. Вам немедленно подготовят рекомендательное письмо. Разумеется, не следует упоминать при нем о ваших намерениях относительно Запретных зон.

– Разумеется, Ваше Превосходительство, – Арвардан встал. – Благодарю Вас за Вашу любезность и внимательное отношение. Могу лишь надеяться, что Общество Блюстителей отнесется к моему проекту благосклонно.

Сразу после ухода Арвардана вошел секретарь, растянув губы в своей холодной свирепой улыбке.

– Прекрасно. Вы очень хорошо провели разговор, Ваше Превосходительство.

– С чего он вдруг заговорил о Шекте? – мрачно спросил министр.

– Вы удивлены? Напрасно. Все идет как надо. Вы заметали – никаких бурных протестов, когда вы наложили вето на его проект? Разве так должен был вести себя истинный ученый, которому без видимой причины отказывают в том, к чему он стремится? Скорее это поведение актера, который рад поскорей отыграть свою роль. И опять – какое странное совпадение! Шварц совершает побег и направляется в Чику. А на следующий же день является Арвардан и, закинув сначала для виду удочку насчет экспедиции, мимоходом упоминает о Шекте.