Ослепительный крик

Первушин Антон Иванович

Кирилл замолчал, а потом спросил шепотом, едва слышно:

– Как считаешь, они поймут?

Когда-то Марк часто думал над этим вопросом. Так часто, что даже устал и приучился отбрасывать малейшие сомнения. Ведь сомнения мешали работе. Но теперь, когда до первого взрыва оставалось пять часов, вопрос прозвучал особенно остро. И на него нужно было дать ответ. Даже если в ответе скрыт самообман.

Цивилизация погибла. Взаправду, как сказал Кирилл. Погибель пришла внезапно и оттуда, откуда никто не ожидал. О возможности всемирной пандемии писали многие футурологи, но никто не мог предположить, что толчком к ней станут не боевые вирусы, сконструированные в секретных лабораториях, а совершенствующиеся год от года антибиотики. Начав их широкое применение, человечество подстегнуло эволюцию в микромире, и раньше или позже должна была народиться тварь, устойчивая к любым видам лекарств. Ею оказалась

мутировавшая микобактерия, вызывающая милиарный туберкулез с повышенной вирулентностью. Ситуация осложнилась еще и тотальным распространением всевозможных иммунодефицитов, которые прямо называли «бичом двадцать первого века». Первые вспышки не вызвали серьезного беспокойства у эпидемиологов – им казалось, что они имеют дело со старым знакомцем, а посему успешно локализуют очаги и найдут средство борьбы. Однако болезнь распространялась молниеносно; вскоре ею были охвачены все развитые страны – началась настоящая «чума», убивавшая в день десятки тысяч человек. Высокая летальность вызвала панику, и тут появился какой-то безумный Орден красных полковников, взявший ответственность за распространение микобактерии на себя. Мнения ученых никто больше не слушал – явный враг предпочтительнее тайного; тем более что население России, геополитические интересы которой якобы отстаивали самозваные полковники, менее всего страдало от пандемии. В дело вмешались политики, и тут же разразилась глобальная война, прервавшая любые попытки остановить распространение болезни.

Гибель родного мира наблюдали с ближних и дальних орбит две сотни космонавтов – участники международного проекта «Прометей». Разумеется, они верили в лучшее и представить не могли, что «чума», даже самая страшная и опустошительная, обернется войной. Только когда полетели межконтинентальные ракеты, центры космического управления были уничтожены и начали один за другим отключаться спутники связи, жители орбит осознали, что отныне им придется рассчитывать только на себя. Может быть, где-то на Земле еще оставались небольшие анклавы уцелевших, наверняка кто-нибудь додумался до строительства городов-убежищ, изолированных от мира на случай катастрофического развития ситуации, – однако тем землянам, кто пережил «чуму» и войну, было не до космоса. Возвращаться космонавтам было некуда, и единственным местом, где теплилась какая-то разумная жизнь, вдруг стала Луна, точнее – база в кратере Шеклтон, рядом с лунным южным полюсом. Первыми это сообразили ребята с межорбитального корабля «Лагранж», но они пошли к Луне на авось, без подготовки и с перегрузом, в итоге не набрали необходимое приращение скорости и ухнули в гравитационный «колодец». Космос слезам не верит. Джеффри Дилайл на геостационарной верфи давил самодеятельность в зародыше, поэтому у «карантинных» и получилось лучше, чем у «Лагранжа», при аховых начальных условиях.

Когда в Шеклтоне немного оправились от потрясений, посчитали уцелевших, самоорганизовались, то стали думать, что делать дальше. В принципе, ресурсов лунной базы хватало надолго – она давно не напоминала россыпь детских кубиков-модулей, соединенных тонкой паутиной кабелей, разрослась, углубилась под грунт, обзавелась ядерной электростанцией и полями фотоэлектрических батарей, запустила небольшое, но полностью автономное производство. Но любому, самому оптимистично настроенному селениту было ясно, что без поддержки Земли база в кратере Шеклтон способна только выживать, но не развиваться и уж тем более как-то участвовать в деле возрождения человеческой расы. А Земля молчала – яркий бело-голубой шар вращался в черном небе, словно чужая и очень далекая планета.

Селениты придумывали проекты возвращения – один бредовее другого. Их выкладки разбивались о расчеты. С топливом проблем не было, однако эвакуационные корабли не проектировались под спуск в атмосфере и мягкую посадку – в лучшем случае они могли выйти на низкую околоземную орбиту и остаться там навсегда. Тут же появились смельчаки, желающие прыгнуть с орбиты в скафандре под парашютом, и эта ерундистика обсуждалась целый месяц. А потом Ваня Юсупов, не выдержав очередной утомительной дискуссии, бросил зло: «Куда вы собрались? К чуме в объятия?» – и на этом обсуждение проектов сошло на нет. В самом деле, какой смысл стремиться на Землю, если там только что прокатились пандемия и глобальная война? Что ждет там смельчаков, кроме смерти?..

Впрочем, столь деятельные люди, какими всегда были космонавты, не могут долго сидеть без идей. В какой-то момент вспомнили, зачем вообще был запущен «Прометей», благо остатки былой роскоши болтались прямо над головой и под масконовым влиянием грозили на эту голову раньше или позже свалиться.

«Прометей» был самым крупным космическим проектом в истории: почти пятнадцать лет на него работали двадцать шесть стран и полмиллиарда человек. Только чтобы начать строительство прототипа-демонстратора, понадобилось развернуть

мощную инфраструктуру на ближних и дальних орбитах, возвести базу на Луне, сконструировать и запустить сотни космических аппаратов. Разумеется, у проекта была конкретная цель. Во втором десятилетии века, на пике очередного глобального экономического кризиса, рядом со звездой Толиман, более известной как Альфа Центавра, астрономы открыли планетную систему, и две из обнаруженных планет оказались земного типа. Они находились (невероятное везение!) в так называемом «поясе Златовласки» – в сравнительно небольшой зоне поблизости от родительского светила, где благодаря температурным условиям возможна жизнь. И вроде бы косвенные данные указывали на то, что жизнь там есть. Тут-то все и завертелось. Международный проект, поддержанный новым общественным интересом к космическим исследованиям, стал рычагом, с помощью которого удалось перевернуть мировую экономику и вытащить ее из кризисного болота. Но самое важное – «Прометей» был проектом созидающим и объединяющим. Казалось, праздник прогресса воцарился надолго, будет построен прототип-демонстратор межзвездного зонда, а за ним и сам зонд, и его строители вскоре увидят, как их огромное детище, чудесное соединение интеллекта и технологий, отправится сквозь бездну, став дерзким воплощением древней, как цивилизация, мечты. Только вместо «Прометея» пришла «чума»…

Кто же предложил сделать из готовых блоков прототипа термоядерную «лампу»? Может, тот же Ваня Юсупов, которого среди «карантинных» называли Томском? Или кто-то другой?.. Сейчас уже и не вспомнишь. Потому что идея «Зова» мгновенно заразила всех селенитов, каждый воспринял ее как свою собственную. Она стала для них смыслом жизни. И последней надеждой на лучший исход.

– Они там, у Толимана, поймут? – повторил Кирилл вопрос, заданный напарнику.

– Они умные, – ответил Марк медленно. – Должны понять… Они поймут. Даже если интерпретация будет какой-то другой, они догадаются, что у нас не все в порядке.

Прототип-демонстратор «Прометея» не был рассчитан на межзвездный перелет – на нем собирались отработать двигательную установку импульсного типа. Пятнадцать десятимегатонных термоядерных бомб, взорвавшись по очереди за электромагнитным толкателем, должны были разогнать прототип до скорости в полпроцента от световой. Планировалось, что прототип будет стартовать за орбитой Марса – для отправки его туда на Луне построили мощные мазеры, которые своим микроволновым излучением, направленным на специальные сбрасываемые отражатели, придали бы начальный импульс движения.

В проекте «Зов», за реализацию которого взялись селениты, термоядерные бомбы использовались не для разгона прототипа, а для последовательности взрывов, в которой сторонний наблюдатель мог бы распознать целенаправленную деятельность и некое послание. Сверхмощная лампа, сигнализирующая другим мирам. Старая концепция, предложенная в прошлом веке академиком Сахаровым. Может быть, жители планет, вращающихся у Альфы Центавра, увидят эти вспышки? Может быть, сумеют понять, что «братья по разуму» терпят бедствие? Может быть, захотят помочь? Может быть… Изложи кто-нибудь такую идею Марку лет пять назад, он рассмеялся бы автору в лицо, назвал бы «ненаучным фантастом». Но безумная жизнь порождает безумные надежды, а они особенно крепки, если дают силу жить в безумии.

Долго думали, какое послание составить для гипотетических инопланетян. Понятно было, что взрывы надо организовать за Плутоном или еще дальше, чтобы искусственные вспышки можно было выделить на фоне естественного солнечного света. Понятно было, что они не должны быть повторяющимися, ведь в монотонности мало информации. Понятно было, что в последовательности должна содержаться просьба о помощи. Но как соблюсти все эти условия, если бомб всего пятнадцать? Не посылать же классический «SOS» – вряд ли в Галактике знают азбуку Морзе…

Придумали, конечно. Хотя и спорили до хрипоты. А ведь все просто. Первый, самый мощный, взрыв из пяти бомб – сигнал, привлекающий внимание. После продолжительной паузы второй взрыв из двух бомб – начало послания. Третий взрыв из трех бомб – продолжение послания. Четвертый взрыв из четырех бомб – развитие послания. Пятый взрыв из одной бомбы – завершение послания. Такая последовательность скажет: в нашей системе зародилась жизнь, потом возник разум, он достиг высот, но ныне угасает. Другое прочтение – ищите нас на спутнике третьей планеты. Чтобы указать на Землю дополнительным образом, момент первого, привлекающего внимание, взрыва подбирался так, чтобы для инопланетного наблюдателя Солнце, Земля и вспышка находились на идеальной прямой. Разумеется, учитывалось и расположение планет Толимана, ведь параметры их орбит известны. Оставалось уповать, что через четыре года, когда термоядерный свет доберется до галактических соседей, там не испортится погода или что у них имеются орбитальные средства наблюдения, которые позволят зафиксировать первую вспышку и последующие.