Ослепительный оскал
Шрифт:
Она сообщила это с большой неохотой.
– Мне кажется, я боялась, что эта девушка негритянка могла быть... другой его женщиной.
– Похоже, что и мать его разделяет ваши опасения. К этому есть особые причины?
– Не знаю. Она очень многое о нем знает, даже больше, чем может признаться самой себе.
– Сильно сказано.
– Это правда. Эти дофрейдистские женщины знали все, но никогда ни о чем не говорили, даже в мыслях. Вся их жизнь проходила в переодеваниях к обедам во всяких притонах. Так говорил мой отец. Он преподает философию в Брауне.
– Кто была та женщина, с
– Высокая блондинка, очень красивая. Это все, что я о ней знаю. В тот вечер, когда он исчез, их видели вместе в баре отеля. Служащий на стоянке видел, как они уехали в машине Чарльза.
– Это еще не означает, что он сбежал с ней. Больше похоже на похищение.
– Нет, они все лето жили вместе. У Чарльза есть домик в горах на Скай-Роут, и эту женщину видели там с ним почти каждый уикэнд.
– Как вы узнали это?
– Я беседовала с другом Чарльза, который живет в том же каньоне. Это Горас Уилдинг, художник – вы, может быть, слышали о нем. Он был очень скрытен, но все же сказал мне, что видел там Чарли с этой женщиной. Может быть, вам стоит с ним поговорить? Как мужчине с мужчиной?
Я включил свет и достал записную книжку.
– Адрес?
– Мистер Уилдинг, Скай-Роут, 2712. Телефона у него нет. Он сказал мне, что она красивая.
Я повернулся и увидел, что Сильвия плачет. Она сидела спокойно, сложив руки на коленях, и по ее щекам текли слезы.
– Я никогда не плакала! – с досадой бросила она, и уже без всякой досады проговорила:
– Как бы мне хотелось быть такой красивой, как она. Как бы я хотела, чтобы у меня были светлые волосы.
На мой взгляд, она была красивая и такая нежная, что, казалось, дотронься до нее – и палец пройдет насквозь. Ее фигура не заслоняла от меня огней Эройо-Бич. Между неоновыми огнями улицы с ажурными строчками огоньков магазинов высилось, подобно аэропорту, величественное здание отеля. За ним, словно маленький аэростат, поднималась луна, таща за собой световую дорожку по поверхности океана.
– Если вы хотите быть блондинкой, то почему бы вам не обесцветить волосы, как это делают другие девушки? – спросил я.
– Это бы мне ничего не дало. Он бы даже не заметил этого.
– Вы влюблены в Чарльза?
– Конечно.
Она ответила таким тоном, будто каждая девушка должна была любить Чарли. Я подождал, и она продолжала:
– Я полюбила его с первого взгляда. Вернувшись после войны из Гарварда, он провел с нами уикэнд в Провиденсе. Я в него влюбилась, но он в меня – нет. Я тогда была еще девочкой. Но он был мил со мной.
Ее голос понизился до доверительного шепота.
– Он читал со мной Эмили Диккинсон. Говорил мне, что хотел быть поэтом, а я думала: если бы я была Эмили Диккинсон! И учась в колледже, я часто мечтала, что Чарльз приедет за мной и женится на мне. Конечно, он этого не сделал.
Я видела его несколько раз, однажды на ленче в Бостоне; он был мил со мной, но не больше. Потом он уехал домой, и я долго о нем не слышала. Прошлой весной, когда закончилась моя учеба, я решила съездить на Запад и навестить его. Миссис Синглентон искала компаньонку, и мой отец устроил меня на это место. Я надеялась, что если буду жить в одном доме с Чарльзом, то он может в
Я посмотрел ей в лицо и убедился, что она говорит искренне.
– Вы странная девушка, Сильвия. Вы действительно говорили об этом с миссис Синглентон?
– Мне не пришлось. Она оставляла нас вместе при каждом удобном случае, и я понимала причину этого. Отец говорил, что главная добродетель женщины заключается в уменье видеть то, что происходит у нее перед носом. И она должна говорить правду о том, что видит – это ее основная черта.
– Беру свои слова назад. Вы не странная, вы уникальная.
– Я тоже так думаю, но Чарли – нет. Он редко бывал дома и не дал мне приличного шанса влюбить его своей близостью. Большую часть свободного времени он проводил в своем домике или в автомобильных поездках по Штатам. Тогда я не знала о женщине, но думаю, она имела прямое отношение к тому, что он пытался сделать. А пытался он, притом безнадежно, порвать с матерью и с ее деньгами и самому строить жизнь. Видите ли, миссис Синглентон владела всеми деньгами еще при жизни своего мужа. Он был старомодным типом мужа богатой женщины – яхтсмен, игрок в поло и мальчик на побегушках у жены. Чарли мыслил совсем не так, как его отец. Он считал, что у него и всего его класса порваны связи с действительностью. Считал, что нужно спасать свою индивидуальность, погружаясь на самое дно и проникая в суть вещей.
– И он это сделал?
– Он пытался, но это оказалось труднее, чем он думал. Например, этим летом он работал в долине сборщиком томатов. Мать предложила ему место управляющего ранчо, но он не согласился. Конечно, долго это продолжаться не могло. Он подрался с десятником и потерял работу, если это вообще можно назвать работой. Миссис Синглентон чуть не умерла, когда он вернулся домой весь избитый, с синяками на лице. Я тоже чуть не умерла, но Чарльзу это, казалось, даже доставило некоторое удовольствие.
– Когда это было?
– В июле, через несколько дней после моего приезда. В середине июля.
– А где произошла драка?
– На ранчо, неподалеку от Бейкерфильда. Точно я не знаю.
– И после этого он оставался здесь до сентября?
– Уезжал и приезжал. Он часто уезжал на два-три дня.
– Вы не думаете, что и сейчас он в такой поездке?
– Может быть. Но я не надеюсь, что на этот раз он вернется по собственной воле.
– Вы думаете, он умер?
Вопрос был задан чересчур в лоб, но Сильвия смогла его принять. Внешне мягкая и неуверенная, она имела достаточный запас сил.
– Если бы он умер, я бы знала. Я не могу в это поверить. Я надеюсь, что он сделал последний рывок от своей матери и от денег, которые принесла его деду земля.
– Вы действительно хотите, чтобы он вернулся?
Она помедлила, потом ответила:
– По крайней мере, я должна знать, что он в безопасности и ведет сносную жизнь. Во время войны он сбивал вражеские самолеты, и все же остался ребячливым и слишком большим мечтателем. Неподходящая женщина может разбить ему жизнь.
Сильвия глубоко вздохнула.