Ослепительный оскал
Шрифт:
– У нее бывали посетители?
Миссис Неррис задумалась.
– Нет, не было. Она сидела в своей комнате и слушала музыку. А потом я обнаружила, что она пьет. Однажды, когда она ушла на ленч, я стала убираться в ее комнате. Я открыла ящик, чтобы сменить на дне бумагу, а там лежали бутылки из-под виски, три или четыре пустых бутылки.
Ее голос сделался резким от гнева.
– Может быть, это успокаивало ее нервы, – заметил я.
Она пристально посмотрела на меня.
– Алекс сказал то же самое, когда я рассказала ему об этом. Он защищал ее, и тогда я задумалась о том, что они живут под одной
Ее грудь колыхнулась от вызвавших гнев воспоминаний, как почва от запоздалого толчка после землетрясения.
– Я сказала ей, что она превращает мой добропорядочный очаг в дансинг и что она должна оставить моего сына в покое. Она ответила, что Алекс сам ее просил, а он поддержал ее и сказал, что любит ее. Тогда я поговорила с ней резко. Эта красная шелковая пижама на вызывающе выставленном теле убила во мне всякое милосердие. Дьявол разжег во мне гнев, и я сказала, что пусть она оставит в покое Алекса или сейчас же уходит из дома в той ночной одежде, в какой была. Я сказала, что рассчитываю на лучшее будущее для своего сына, нежели на то, которое она сможет ему дать. Тогда заговорил Алекс. Он заявил, что если Люси уйдет, то он уйдет с ней.
В некотором смысле он так и сделал. Глаза его матери, казалось, уже видели его тень в той эфемерной стране, куда исчезла Люси.
– Да. Желания моего сына для меня закон. На следующее утро Люси ушла, но вещи свои оставила. Не знаю, где она провела день. Она ездила куда-то на автобусе, потому что, вернувшись вечером, она жаловалась на обслуживание. Она была очень взволнована.
– В четверг вечером?
– Да, это было в четверг. В пятницу она весь день была спокойна, хотя, возможно, она только скрывала свое беспокойство. Думаю, что она что-то замышляла, и я страшно испугалась, как бы она не убежала с Алексом. А ночью опять случилась беда. Я так и знала, что если она останется, то все так и пойдет одно за другим.
– Что же случилось в пятницу?
– Мне стыдно об этом говорить.
– Но это может оказаться важным.
Будучи невольным свидетелем ссоры, я догадывался, о чем она не решается сказать.
– У нее был посетитель, не так ли?
– Возможно, мне лучше рассказать вам все, если это может помочь Алексу.
Она колебалась.
– Да, в пятницу ночью у Люси был гость. Я слышала, как он вошел к ней через боковую дверь. Я проследила за ним и видела, как он вошел. Она впустила в комнату мужчину, белого мужчину. В ту ночь я не стала об этом говорить, не стала давать волю своему гневу. Я решила уснуть и забыть об этом, но спала очень мало. Люси встала поздно и, пока я ходила в магазин, ушла на ленч. Вернувшись, она принялась искушать моего сына. Она поцеловала его прямо на улице, на виду у всех. Это было бесстыдством и распутством. Я сказала ей, чтобы она уходила, и она ушла. Мой мальчик хотел оставить меня и уйти с ней. Тогда мне пришлось рассказать ему о мужчине в комнате.
– Вам
– Знаю. Я стыжусь своего поступка. С моей стороны это было опрометчиво и необдуманно. Он все равно не отвернулся от нее. Я поняла, что он для меня потерян. Раньше он всегда был послушным.
Она вдруг согнулась, закрыла лицо руками и зарыдала. Черная мать, оплакивающая разбитые надежды всех матерей на своих сыновей, черных, белых и смуглых!
В дверях появился дежурный сержант. Он некоторое время молча наблюдал за ней потом спросил:
– С ней нехорошо?
– Она беспокоится о своем сыне.
– Ее право, – равнодушно заметил он. – Вы Арчер?
– Да.
– Если вы к лейтенанту Брейку, то он сейчас примет вас у себя в кабинете.
Я поблагодарил его, и он исчез.
Приступ скорби миссис Неррис утих так же внезапно, как и начался.
– Мне очень жаль, – сказала она.
– Все в порядке. Вы должны помнить, что Алекс невиновен, хотя он и ослушался вас. Он достаточно взрослый, чтобы принимать решения.
– Я согласна с вами, – ответила она. – Но то, что он ради какой-то женщины мог покинуть меня – жестоко и несправедливо. Она привела его прямо в тюрьму.
– Вам не следовало играть на его ревности.
– Из-за этого вы не будете ему верить?
– Буду, но из-за этого у него появился мотив. Ревность – штука опасная, особенно когда нет фактов. – Разве не ясно, кем она была, раз принимала ночью в своей комнате белого мужчину?
– У нее была только одна комната.
– Это верно.
– Где же она могла принять посетителя?
– В моей гостиной, – ответила она. – Я разрешила ей пользоваться гостиной.
– Может быть, у них был секретный разговор.
– Хотела бы я знать, почему. – Ее вопрос уже содержал в себе ответ.
– Есть множество причин, по которым мужчина может посетить женщину.
Как выглядел этот человек?
– Я видела его только секунду под фонарем на углу. Обычный человек среднего роста, средних лет. Во всяком случае, двигался он нетерпеливо. Лица его я не разглядела.
– Вы заметили, как он был одет?
– Заметила. На нем была соломенная панама и светлый пиджак. Брюки более темные. Он не казался мне респектабельным.
– Возможно, вы правы, миссис Неррис. Но могу утверждать, что он приходил к ней по делу.
– Вы его знаете?
– Это Макс Хэйс. Он частный детектив. – Как вы?
– Не совсем.
Я встал, но она удержала меня за руку.
– Я слишком много наговорила, мистер Арчер. Вы по-прежнему верите, что Алекс невиновен?
– Конечно, – ответил я.
Но мотив, которым она снабдила сына, беспокоил меня.
Миссис Неррис заметила мою озабоченность и поблагодарила меня печальным поклоном.
Глава 19
Кабинет Брейка представлял собой комнату с такими же зелеными, как в коридоре, стенами. К потолку на металлических штырях были подвешены лампы дневного света, похожие на железные внутренности какого-то аппарата. Высоко на стене – маленькое окно в одну створку, и в нем квадрат голубого неба.
Доктор Беннинг сидел в неудобной позе на стуле у стены, со шляпой на коленях. Брейк с обычным видом флегматичной готовности разговаривал по телефону, стоявшему на письменном столе.