Ослиная скамья (Фельетоны, рассказы)
Шрифт:
Памятник. Могу себе представить!
Поэт. Позвольте мне задать вам один вопрос?
Памятник. Пожалуйста.
Поэт. Когда вас открыли?
Памятник. То есть... ах, да, понимаю. Торжество открытия памятника, речи, стихи, венки. Это произошло две недели тому назад, а до этого я целый год был закрыт каким-то полотном. Несколько раз назначалась церемония открытия, но откладывалась; несколько раз в честь открытия устраивались концерты, и все это время я стоял завернутый в полотно. Дети, игравшие в парке, стали меня бояться, особенно
Поэт. То самое пальто, в котором меня похоронили.
Памятник. Вот как? Теперь мне понятно, что произошло два дня тому назад.
Поэт. Любопытно узнать.
Памятник. Позавчера рано утром пришел сюда какой-то чахоточный портной с бутылкой сельтерской воды. Он встал передо мной, посмотрел на меня, и на губах у него появилась гадкая улыбка. Это показалось мне странным; и вдруг я заметил, что он смотрит на меня без капли уважения, с каким следовало бы смотреть на поэта, которого я представляю. Потом он стал хихикать, что-то пробормотал и принялся ругать меня, имея в виду, конечно, вас. И мне бросилось в глаза, что он, в сущности, смотрел не столько на ваше лицо, сколько на пальто, в которое я одет.
Поэт. Это пальто я шил у него.
Памятник. И, конечно, не заплатили?
Поэт. Разумеется.
Памятник. Я сразу же догадался об этом, когда портной, уходя, бросил злой взгляд на пальто и что-то пробормотал сквозь зубы, что никак нельзя было истолковать как "вечная ему память!"
Поэт. Я думаю!
Памятник. А кроме этого, с сельтерской водой, у вас были еще кредиторы?
Поэт. Как же, не будь их, у нас вообще не было бы литературы. Наши кредиторы - единственные меценаты.
Памятник. Другие, надеюсь, не станут меня беспокоить?
Поэт. Меня в могиле они не беспокоят.
Памятник. На установку памятника израсходована сумма, быть может, раз в пять-шесть больше, чем ваши долги. Ведь было бы лучше, если бы комитет по установке памятника рассчитался с кредиторами.
Поэт. Если бы это сделали раньше, то комитет продлил бы мне жизнь. Я прожил бы по меньшей мере еще лет двадцать.
Памятник. А большие у вас долги?
Поэт. Девять тысяч динаров.
Памятник. А вам известно, что только банкеты учредительного комитета по сооружению памятника стоили больше?
Поэт. Верю. Что же вы хотите, не будь банкетов, не было бы случая прославиться некоторым ораторам. Для господ из учредительных комитетов смерть великого человека важнее его жизни. Труды поэта принадлежат всем, всему народу, а смерть принадлежит им - учредительному комитету.
Памятник. Председатель комитета за открытие памятника получил награду.
Поэт. Разумеется, а я - я ничего не получил.
Занималась заря. Часы на соборной
МОЕ ПЕРВОЕ ИНТЕРВЬЮ
Вчера вызвал меня к себе господин редактор и сказал:
– Послушайте, Бен-Акиба, я не могу больше платить вам за пустую болтовню; вы должны иногда писать и обзоры по важным политическим вопросам.
– Хорошо, буду писать обзоры, - скромно ответил я.
– Не стану требовать от вас передовых статей, но вы, например, могли бы время от времени брать интервью у солидных людей по каким-нибудь важным вопросам и излагать эти разговоры в газете.
– А о каком важном вопросе мне следует поговорить?
– Ну, хотя бы о займе. Пойдите к господину Р., поговорите с ним и опубликуйте ваш разговор.
Я сразу же взял в типографии четыре или пять листов бумаги, очинил карандаш и отправился к господину Р.
Я застал его в комнате, где он кормил канарейку и что-то насвистывал.
Про себя я подумал: вот и прекрасно, хозяин в хорошем настроении, и с ним можно перекинуться несколькими словами о займе.
Я мгновенно достал бумагу и карандаш и приступил к делу:
– Честь имею представиться - Бен-Акиба, корреспондент "Политики". Я пришел узнать, что вы думаете о займе?
– О каком займе?
– О нашем новом государственном займе!
– Ничего не думаю, - решительно ответил государственный деятель Р., продолжая кормить канарейку.
Точно записав весь разговор - и свой вопрос и ответ государственного деятеля, - я вернулся в редакцию,
– Что это такое?
– раскричался редактор.
– Интервью.
– Какое интервью, разве это интервью? Он же вам ничего, по существу, не сказал.
– Позвольте, я точно записал все, что он мне сказал. Не могу же я вместо него придумывать ответы.
– Никуда вы не годитесь, Бен-Акиба. Вы сами виноваты в том, что он ничего не сказал.
– В чем же я виноват?
– начал я оправдываться.
– Не он меня, а я его интервьюировал.
– Конечно. Но в том-то и заключается искусство интервью, чтобы ловко поставить вопросы и направить разговор. А чтобы достигнуть этого, надо поставить как можно больше вопросов, вопросы должны следовать один за другим, перекрещиваться, и пусть он на каждый ответит хотя бы одним словом. Из всего вы делаете выводы и составляете его ответы.
– Что же вы мне сразу не сказали! Сейчас пойду и загоню его вопросами в угол.
Я снова отправился к господину Р., по пути придумывая множество всяких вопросов.
– Вы опять пришли?
– начал он.
– Извините, но я был недостаточно опытен и теперь должен поправить ошибку. Вы не будете сердиться?
И тут я буквально засыпал его вопросами.
Я. Сколько вам лет?
Он. Шестьдесят два.
Я. Давно живет у вас эта канарейка?
Он. Уже три года.