Осман. Его маленькая слабость
Шрифт:
— Не могу поверить, что Боря… что он сделал такое. Он вышвырнул меня на улицу, переписав на себя все имущество и наш бизнес. А потом еще и приказал своим ребятам преподать мне урок.
Уля отворачивается в сторону окна, и я вижу, как у нее на глазах блестят слезы.
— Урод!
Не могу сдержаться! Это же надо так! Вот, что значит, связаться с абьюзером. Никогда бы не подумала, что это новомодное слово буду употреблять в ряд с именем своей лучшей подруги.
Подруги, которая всегда отличалась
— Я думала, они меня не оставят в живых…
— Тебе нужно обязательно сходить в отделение и написать заявление на Бориса, снять побои…
— Не могу, Поль, не могу.
По щекам Ули ручьем текут слезы.
— В смысле не можешь?
Нет, я сейчас реально ее не понимаю, без шуток.
— Я… Поль, это же Боря… Он… Он не такой. Должно быть, кто-то его подговорил, заставил. Я не могу так с ним поступить.
— Уля! Очнись, девочка, он тебя бросил. И не просто бросил, а вышвырнул, как собачонку! И оставил с голой задницей, как я понимаю.
— Я же… Я люблю его, Поль, — а голосок у самой жалобный-жалобный, и взгляд как у затравленного зверька.
Я еле сдерживаюсь от того, чтобы закатить глаза. Это очень тяжёлый случай, но… разве я сама недавно не была в такой же ситуации?
Ну, по правде говоря, и сейчас я недалеко ушла, ага.
— Уля, нельзя оставлять его безнаказанным. Ты себя в зеркале видела?
Мотает головой и залпом выпивает содержимое стакана. Да, пришлось немного подлить ей в сок кое-что покрепче, из папиных запасов.
— Ой! — Ульяна заходится кашлем, морщится, пытается отдышаться. — Убить меня решила, Огнева?!
— Да, добиваю за твоим бывшим. — Не могу вовремя прикусить язык.
Но я знаю, что Улька на меня не в обиде. Мы с ней столько всего пережили, что страшно вспомнить.
Было все: и огонь, и вода, и медные трубы. А слово «обида» мы и вовсе выкинули из своего лексикона.
— Поль, можно я у тебя поживу немного? — смотрит жалобно и немного виновато.
— Конечно! Оставайся сколько тебе будет нужно. Ты же знаешь, мой дом — твой дом.
— Спасибо, родная!
Улька порывисто меня обнимает, а потом переключается на Каришку, которая тянет к ней ручки.
— Я ведь так и не смогла Боре наследника родить, он все хотел. Сначала нам некогда было, мы бизнес строили. Точнее, он строил, а я была его брендом, лицом компании. А когда пришло время… Я думала, что малыш появится и все наладится, даже полное обследование сделала, вылечила все свои болячки.
Чувствую, как Каринка притихла. Моя малышка, все-то она понимает, видит, что тете сейчас очень плохо.
— Уль, может быть, прозвучит очень грубо, но… Все, что ни делается, все к лучшему. Этот твой Борис… Как по мне, он и ногтя твоего не стоит.
Ульяна молчит, только вытирает мокрые дорожки слез
Нет, сколько можно сырость разводить? Нужно принимать кардинальные меры.
— Так, подруга, подержишь малышку?
— Я… — Ульяна даже икает от удивления.
— Ну ты же мне еще подруга?
— Да.
— Вот, тогда держи. — Передаю ей лопочущую на своем, на малышковом Каришку, которая между прочим с огромной охотой идет к тете на ручки.
А вот тетя выглядит очень испуганной и растерянной.
И кто мне тут говорил о наследниках богатому мужу и детях? Да, хочешь проверить готовность к материнству, просто дай подержать ребенка.
Шучу, конечно.
Но, зная Ульяну, с уверенностью на все девяносто процентов могу сказать, что материнство наскучит ей уже на следующий же день. Она любит все эти богемные тусовки, шоппинг в Милане и как ни странно, свою работу стоматологом.
Я ухожу в ванную, но не задерживаюсь там долго. Кажется, отношения между двумя прекрасными дамами складываются как нельзя лучше.
Это хорошо, радует.
Потом из школы возвращается Васька, в чьих глазах столько восторга от первого учебного дня, что я немного приободряюсь и даже позволяю себе забыть сегодняшний разговор с другом Османа.
Встреча с Улей тоже действует на нее положительно.
В какой-то момент мы втроем (простите, вчетвером) так увлекаемся разговором, что напрочь забываем про время. Меня отвлекает входящий, который оказывается от Багрянцевой.
Наверное, звонит насчет документов Василисы.
Так и есть. Обещаю ей, что отправлю через сестру, но та просит по возможности лично завести к ней в школу и еще уладить кое-какие формальности с бумагами на перевод.
Удивительная женщина.
Не могу не восхититься Милой Захаровной. Все-то у нее по полочкам разложено, все схвачено. А вот по сыну ее, Артёму, так не скажешь.
Язык дается ему легко, но какой-то он сам по себе… колючий, что ли…
Сама не понимаю, зачем так близко воспринимаю своего ученика. Ну в плане — это же работа, какая мне разница? Я для него преподаватель английского, а не личный психолог, с чего ему раскрывать душу?
Так-то оно так, но я же вижу, что Тёма — славный парень. Наверное, мне хочется относиться к нему так же, как к Ваське, они ведь с ней одного возраста.
Васька у меня, конечно, уникум. Ей лишь бы гранит науки погрызть, а вот насчет Артёма не уверена.
— Ого! — не могу сдержать вздоха удивления, когда через день после нашего разговора по пути к кабинету Багрянцевой встречаю своего ученика.
Если быть точнее — становлюсь свидетелем весьма пикантной сцены.
Не я одна впрочем, куча их одноклассников не просто наблюдают, но и снимают на камеру.