Осмелься

О'Тул Саммер

«Господи Иисусе!» Я выдыхаю и опускаюсь на свое место. «Я думала, ты в своей комнате».

«Нет», - говорит он и поднимает брови, но его веки едва поднимаются. Его глаза затуманены, под ними темные круги, а рубашка полностью расстегнута. Он несет свои ботинки, и я смотрю вниз и вижу, что его штанины закатаны и мокрые, а ноги в песке. Он устало покачивается.

«Ты всю ночь гулял?»

«Да». Он опирается на стойку напротив меня, и ему приходится опираться на нее всем весом тела, чтобы оставаться в вертикальном положении, пока он роется в карманах.

«Господи,

Лох, - бормочу я, обеспокоенная и слегка озадаченная. Я не видела его таким плохим с тех пор, как ему исполнилось двадцать. Меня гложет чувство вины.

Наконец он достает что-то из кармана и бросает на стойку стопку пластиковых карточек членов клуба. Они разлетаются веером по мрамору. Свесив голову, он смотрит на меня. У меня сводит желудок, когда я вижу обиду и злобу в его глазах. Если бы он не был так измотан, это могло бы показаться язвительностью.

Он больше ничего не говорит, прежде чем уйти в свою комнату и закрыть дверь. Я не могу не чувствовать себя ответственной, но он взрослый мужчина. Если он отреагировал на то, что его чувства задеты, уйдя в запой на всю ночь, то это его вина. Его поведение подтверждает мою точку зрения: он слишком незрелый и непредсказуемый для меня.

Мне нужен кто-то, кто может противостоять своим эмоциям и вести дискуссию как взрослый человек, а не так, чтобы я стояла на коленях, а его член был у меня в горле.

Воспоминания о прошлой ночи заползают в мое сознание, и лицемерие бьет по мне, как тонна кирпичей.

Я отворачивалась и убегала от своих чувств на каждом шагу. Я знала, что он чувствует, но предпочитала игнорировать это, потому что так было проще притворяться, что это просто интрижка для нас обоих. Я причинила ему боль, чтобы защитить себя.

Я откусываю кусочек с вилки, внезапно потеряв всякий аппетит.

Я встаю и иду в патио. Пляж находится в нескольких минутах ходьбы. Его нетронутый песок и водные просторы выглядят как из туристического журнала. Я сворачиваюсь калачиком на шезлонге в патио, чтобы почувствовать солнце на своей коже, но оно не помогает согреть холод, пробирающий меня до костей.

Я не должна причинять боль людям, которые мне дороже всего на свете. Я перенесла вечную роль старшей сестры на все, что делаю. Забота о других - даже за свой счет - это то, что я ценю, поэтому эта неудача бьет еще сильнее. На меня наваливается тошнотворное чувство вины, но в то же время во мне начинают бурлить досада и раздражение.

Я была честна с Лохланом с самого начала.

Я никогда не обещала того, чего не могла дать.

Почему это я виновата в том, что он мне не поверил?

Лохлан не выходит из своей комнаты до конца дня. Как сварливый подросток, он спрятался в доме, пытаясь справиться с похмельем, которое, я уверена, у него есть. Чем дальше тянется день, тем больше меня это раздражает. И тем более виноватой я себя

чувствую.

Поужинав в одиночестве в ресторане на берегу океана, я возвращаюсь и снова готовлюсь к выходу. Я не знаю, если игра все еще продолжается после прошлой ночи, но игра или не игра, убийца все равно где-то рядом.

Хотя, чем больше времени проходит без каких-либо дальнейших инцидентов или попыток вовлечь меня в них, тем больше я начинаю сомневаться, что меня намеренно подставили. Может быть, меня накачали наркотиками, а может быть, кто-то другой. А может, эти две вещи вообще не связаны между собой?

Я начинаю думать, что оказалась не в том месте и не в то время, что ввязывать меня в эту историю не входило в намерения убийцы.

Но потом я вспоминаю, каково это - быть уверенной в том, что я кого-то убила. Я никогда не представлял себя способным на такое, и все же я была в этом убеждена. Такое убеждение не происходит «случайно».

Между Лохланом и этим убийством слишком много вещей, которые я не могу контролировать. Я чувствую себя настолько не в своей тарелке, что, когда звонит телефон, у меня возникает желание швырнуть его через всю комнату. Я не хочу разбираться с тем, кто на другой линии, и с тем, какую проблему он неизбежно вывалит на меня.

Последнее, что мне сейчас нужно, - это разбитый телефон, поэтому с тяжелым вздохом я беру его с журнального столика и падаю на диван. Я застонала, увидев, что это Кларк. Его звонки всегда приводят к еще большему хаосу.

Я делаю один успокаивающий вдох и отвечаю: «Привет, Кларк».

«Стелла, как ты? Хорошо, хорошо", - отвечает он на мой стандартный ответ и продолжает: »Слушай, мы не можем больше держать остров под замком. Гостям не терпится уехать, и они обсуждают возможность взять собственные чартеры, если наши будут по-прежнему недоступны.»

«Думаю, этого следовало ожидать», - понимающе говорю я.

«Да, но попробовать стоило. Завтра утром мы возобновим переправу». Он говорит быстрее, чем обычно, и у меня возникает ощущение, что он лишь наполовину обращает внимание на наш разговор.

«В любом случае, я знаю, что вы двое занимались каким-то расследованием». Он добавляет ударение, которое звучит так, словно он сказал бы это с подмигиванием, если бы мы были наедине. «И я хотел передать свою благодарность, но думаю, что пора закругляться. Похоже, угроза не сохраняется, и я искренне считаю, что все случившееся было единичным случаем, который мой бедный брат сам на себя навлек».

«Хорошо.» Я не совсем понимаю, что мне чувствовать, особенно с его странной энергией. «Я ценю твою уверенность в ситуации и рада, что ты чувствуешь себя избавленной от любой опасности. Поскольку мы вступаем во владение, я не уверена, что это будет что-то, что мы сможем просто полностью отбросить, но я не буду возражать против открытия острова».

«Хорошо, отлично. Это все, что я хотел услышать, и еще раз спасибо, Стелла. Я горжусь тем, что передаю это особенное место в твои надежные руки. Ладно, пока, я уверен, что мы еще поговорим перед твоим отъездом». Внезапно он повесил трубку.