Основная миссия
Шрифт:
– А сам не понимаешь? Семья Нахтигаль вхожа в высший свет как Германии, так и Швейцарии. И ты, являясь ее членом, станешь первым советским человеком, который будет представлять СССР именно с этой стороны. И нечего делать круглые глаза. Или ты думал, что по окончании войны тебя демобилизуют? Даже не надейся! У нас сейчас на горизонте столько дел, что только успевай поворачиваться. Одних патентов надо будет сотни и тысячи регистрировать. И чтобы их не крали, организовать независимое патентное бюро, к примеру в Цюрихе или в Берне. И, вполне возможно, что помимо службы в госбезопасности ты и этим будешь заниматься. Это ведь какое прикрытие! А хватка у тебя есть. И есть возможность применить навыки из своей прошлой жизни… Вот товарищ Сталин и хочет посмотреть
Не понял. Это он про кого сейчас сказал? Какого еще – «младшего»? Видимо, выражение на моей физиономии столь сильно поменялось, что Иван Петрович замолк на полуслове и, ругнувшись, сказал:
– Вот черт! Проговорился все-таки! Ну ладно, если уж так получилось, то я буду первый…
После чего уже командир сгреб меня в охапку и выдал:
– Это вообще-то должен был быть сюрприз, о котором ты узнал бы только после прочтения письма, но – поздравляю тебя, папаша!
Пх-х-х… что-то я торможу. С чем именно меня сейчас поздравляют? И почему командир такой довольный? И кто, собственно говоря, «папаша»? Видя мое недоумение, Колычев терпеливо разжевал:
– Ну ты и тупой! Сын у тебя родился! Ты уже почти две недели как папа! Я-то думал с тобой нормально переговорить и только потом дать тебе письмо Хелен прочесть, а после уже поздравить. А тут, видишь, как получилось? Теперь ни о каком серьезном разговоре и речи быть не может – ты невменяем. Так что сейчас иди, читай свое любовное послание, собирай ребят и через два часа чтобы были в комиссариате. Поедем отмечать твое отцовство! Надолго у меня к вам присоединиться не получится, но час я тебе гарантирую!
Пока командир мне все это говорил, я растерянно пытался сообразить – как же так получилось? Нет, у меня, конечно, были надежды и подозрения, но по-любому выходило, что если я и стал бы папашей, то это должно было произойти не раньше сентября. Я еще раз, загибая пальцы, тщательно начал пересчитывать, только Иван Петрович, видя эти манипуляции, сломал всю арифметику словами:
– Что ты там все высчитываешь? Семимесячный мальчишка родился! Видно, Хелен сильно нервничала во время беременности, вот так и вышло… Но ты не волнуйся – сын у тебя здоровый. Он за эти две недели необходимый вес уже набрал и теперь ничем не отличается от нормально выношенных. Ну так, шутка ли сказать – вокруг него толпы маститых врачей-родственников постоянно находились. И через четыре дня Нахтигаль с ребенком будут выписывать из роддома. Как раз за день до прилета «Ли-2». Так что – сегодня гуляем, а с завтрашнего дня ты должен быть как огурчик и пройти все необходимые инструктажи.
Сдерживая плещущую у горла волну радости, я растроганно сказал:
– Спасибо, Иван Петрович! И за поздравления, и за вести добрые! – После чего, немного смущаясь, решился заранее оповестить, чтобы потом лишних проблем не было: – Товарищ командир, только сразу хочу сказать, что сына я крестить собираюсь… – И, видя, как замялся собеседник, торопливо добавил: – Вы знаете мое отношение к религии. Да и к попам тоже. Не фанат я всех этих штучек. Но Аленка была бы рада, а лично я считаю крещение не столько церковным обрядом, сколько дополнительной страховкой для ребенка. Родственники родственниками, но ведь именно крестные считаются, как бы это сказать, запасными родителями. И в эти крестные обычно зовут самых близких и самых надежных друзей…
Колычев на эти слова только кивнул:
– М-да… хорошо хоть объяснил, а то у меня уже было мысль мелькнула, что ты не просто верующим стал, но еще и религиозным…
– Я – религиозным?! Это чтобы поклоны бить, попикам ручки слюнявить и им же бабки отстегивать, как будто они их в райский банк переводить будут? Нет
И тут нарком, странно улыбнувшись, обломил меня ответом:
– Поверь, Илья, я хоть и атеист, но тебя отлично понимаю. Только вот, несмотря на то что предложение твое очень лестно для меня, вынужден от этой роли отказаться. Сразу объясню почему…
Тут генерал-полковник замялся, и я пришел ему на помощь:
– Должность не позволяет?
– Именно так. – Колычев выпрямился и, посмотрев мне прямо в глаза, повторил: – Именно так. Должность и элементарная порядочность. Просто я столько лет говорил: «религия – опиум для народа» и даже, было дело, карал за излишнюю религиозность, что теперь мое появление в церкви будет расценено как подлость по отношению к одним и крайнее лицемерие по отношению к другим…
Оба-на… М-да, против такого не попрешь. Причина железная. Иван Петрович действительно слишком порядочен, чтобы подобно коммунистам начала девяностых пойти против своих убеждений… И так легкомысленно, как я, он тоже действовать не может.
А нарком тем временем продолжал:
– Но это вовсе не означает, что я ТЕБЕ запрещу крестить сына. Ты в гонениях на священников не участвовал, да и верующих людей не оскорблял, так как сам являешься верующим. А что касается твоего отношения к религии, то ты свою мотивацию можешь и в церкви озвучить, что, впрочем, я думаю, совершенно не помешает проведению обряда. Хотя знаешь, Илья, своим поведением ты мне сильно напоминаешь настоящего интеллигента…
Я насупился.
– Это почему?
– Да потому что есть мнение, будто обычные люди приходят в церковь, чтобы сделать лучше себя, а интеллигенты, чтобы сделать лучше церковь. Ладно, не обижайся, это я так, просто философствую…
Вот ведь сказанул! И что-то мне такая философия совсем не нравится. Я и сам понимаю, что мое теперешнее желание несколько отдает двуличностью, но вот так тыкать носом… Да и вообще… я ведь командиру не всю правду сказал. Просто у меня после «оси мира» и последующих рассказов того же Колычева о подобных занимательных случаях, в мозгах царит некоторое смятение. А когда часто сталкиваешься с мистикой, начинаешь смотреть на жизнь несколько по-другому. И если сам я свои взгляды на религию пока менять не собираюсь, то уж сыночка, на всякий случай, точно окрещу. Во всяком случае – лишним не будет. Прикуривающий в этот момент Колычев пыхнул дымом и отвлек меня от потусторонних и самокритичных мыслей, огорошив:
– Самое интересное то, что Иосиф Виссарионович, узнав о рождении твоего ребенка, высказал возможный сценарий развития событий. В нем он предположил, что в крестные ты вполне можешь позвать меня, а если принять во внимание твое непостижимое отношение к жизни, то не исключена возможность, что и его…
– Сталина???!! – Я чуть не брякнулся со стула. – Вы что, у меня столько наглости не наберется! И вообще…
– А что «вообще»? Иосиф Виссарионович тоже человек и ему было бы это очень приятно. Он бы, разумеется, отказал, по тем же причинам, что и я, но… – Тут командир прервался и, хлопнув себя по колену, подытожил: – Короче, предположив твое возможное решение, товарищ Сталин высказался в том смысле, что его можно будет неплохо обыграть, показав всему миру, что в СССР на деле, а не на словах, существует свобода совести. И тот факт, что полковник НКВД, дважды Герой Советского Союза, может свободно, без каких-либо последствий окрестить своего ребенка в церкви, широко, разумеется, освещаться не станет, но кому надо рот заткнет. Особенно если этот факт будет не единичный… Тогда на том же Западе вопли по поводу гонений на верующих сразу поутихнут.