Основополагающие мифы израильской политики
Шрифт:
Мы с отцом Лелонгом и пастором Маттио были неправы, осуждая лживость этого извращения смысла. *
Парижский суд высшей инстанции приговором от 24 марта 1983 года, "учитывая, что речь идет о дозволенной законом критике политики государства и идеологии, её вдохновляющей, а не о расистской провокации… отклонил целиком иск ЛИКРА и приговорил её к уплате судебных издержек".
Разъяренная ЛИКРА подала кассацию. 11 января 1984 года Высшая судебная: палата Парижа объявила свой приговор. Кассационный суд процитировал отрывок из нашей статьи, в котором мы обвиняем государство Израиль в расизме. Суд учитывая, что "мнение,
ЛИКРА снова подала кассацию. Приговор Кассационного суда от 4 ноября 1987 года не оставил сионистам никаких надежд обесчестить нас юридическим путем, суд; отверг иск и приговорил истцов к уплате судебных издержек.
Тогда операция по удушению была продолжена внесудебными методами, Сионистское лобби располагает соответствующими средствами. Если бы нас осудили, вся пресса единодушно пригвоздила бы нас к позорному столбу как антисемитов Наоборот, приговоры судов не в пользу ЛИКРА систематически замалчивались. Даже газета "Ле Монд", бывший редактор которой Фове был вовлечен вместе с нами в эту борьбу, отделалась лишь одной бесцветной статейкой.
К статье в "Монде" о логике сионистского колониализма я добавил две строчки с обращением к читателям помочь в оплате газетной полосы. Она обошлась мне в пять миллионов сантимов. Я получил семь сотнями мелких чеков. Примерно треть жертвователей составляли евреи, в том числе два раввина.
Но потом началось удушение со стороны средств массовой информации: мне был закрыт доступ на телевидение, мои статьи отвергались. Я опубликовал сорок книг во всех крупных издательствах, таких как Галлимар, Сей, Плон, Грассе, Лаффон. Эти книги были переведены на 27 языков. Теперь же передо мной были закрыты все большие двери. Один из моих издателей услышал на своем административном совете такое заявление: "Если вы опубликуете книгу Гароди, вы потеряете права на переводы произведений американских авторов". Это разорило бы его фирму. Другого издателя три месяца обхаживала его заведующая литературным отделом, восхищенная моей книгой, но ответ был категорическим: "Я не желаю Гароди в моей фирме".
Так замуровали человека.
Наша сеть сопротивления бессмыслице обречена действовать в подполье, а я сам осужден на литературную смерть за то, что посмел надеяться.
Это лишь один пример "извращения смысла" сионистами, по которому я лично могу выступать свидетелем. Мы можем умножить число этих примеров, но каждый день убеждает нас: самый смысл гитлеровских преступлений против всего человечества извращается сионистской пропагандой, которая сводит это преступление против человечества к одному большому погрому, единственными жертвами которого были евреи.
Дальнейший шаг был сделан, когда эти "указы" обрели силу закона, и судьи получили право судить историческую истину вопреки предшествующим законам о свободе прессы.
Мнение было объявлено преступлением по закону Фабиуса (№ 43), так называемому закону Гайсо по имени депутата-коммуниста, который взял на себя авторство этого преступного закона, в мае 1990 года. В закон 1881 года о свободе прессы была вставлена статья 24 бис, гласящая:
"Караются наказанием, предусмотренным пунктом 6 статьи 24, те, кто оспаривает существование
Источник: Проект закона, принятого Национальным собранием, № 278, приложение к стенограмме заседания 3 мая 1990 г.
Доклад депутата Асензи уточнял (с. 21): от вас требуется сформулировать новое обвинение против "ревизионизма", а также "расширить возможность ассоциаций возбуждать иски в случаях нарушения закона" (статья 7). Во вступлении докладчик определил цель: "пополнить существующий репрессивный арсенал с той целью, чтобы закон… полностью выполнял свою роль средства устрашения и репрессий" (с. 5).
Источник: Доклад № 1296, приложение к стенограмме заседания 26 апреля 1990 г.
Нюрнбергский трибунал, как мы уже показали, имел меньше, чем какой-либо другой суд, отношение к юриспруденции.
Через год Тубон тщетно пытался предложить поправку:
"Статья 24 бис закона от 29 июля 1881 года о свободе прессы отменяется". Это отменило бы репрессивную силу закона Гайсо против историков-ревизионистов и не позволило бы ставить историческую критику на один уровень с расизмом и апологией Гитлера.
Аргументация Тубона была такова: "Когда мы обсуждали в 1990 году проект закона, внесенный группой коммунистов, под которым первой стояла подпись Гайсо, я — и не я один — оспаривал принцип этого текста, который оставлял за судом право утверждать историческую истину вместо того, чтобы предоставить слово историкам.
Некоторые возражают, что если история устанавливает истину, то закон не должен её навязывать. Предложения других идут слишком далеко, вплоть до запрета выражать свое мнение. Но так мы постепенно опустимся до наказаний за политические преступления и за высказывания.
Статья 24 бис представляет, по моему мнению, очень серьезную политическую и юридическую ошибку. Этот закон был принят под влиянием известных событий, о чем я весьма сожалею. С тех пор прошел год. Когда же произошли события в Карпантра, нам пришлось в спешке обсуждать текст, который конференция президентов включила в повестку дня через 48 часов после его представления и поставила на обсуждение немедленно, потому что под ним поставил свою подпись лично г-н Фабиус, председатель Национального собрания. Год спустя мы можем хладнокровно обсудить законность этого закона, законность того, что статья 24 бис объявляет ревизионизм преступлением, и сделать вместе с Симоной Вейль вывод, что говорить в данном случае о преступлении неуместно".
Источник: Стенограмма парламентских дебатов, 21 июня 1991 г.
В самом деле, с тех пор любому историку было запрещено ставить под сомнение выводы Нюрнбергского трибунала, хотя даже его американский председатель признал, что это был "последний акт войны", и судьи "не придерживались юридических правил обычных судов в отношении доказательств и осуждения".
***
На волне, вызванной этим преступным законом, заявление, сделанное Жаком Шираком 16 июня 1995 года, знаменует собой важный момент в нашей жизни, разрыв с идеей национального единства. Когда президент республики провозглашает, что "преступному безумию оккупантов содействовали французы и Французское государство" он совершает двойное преступление против Франции: