Основы философии
Шрифт:
Эти новые многоярусные изменения в жизни и природе как индивида, так и всего первичного коллектива одновременно были и началом отделения человека от естественной природы, когда наращивающиеся новые биофизиологические признаки разрушали былую слитность. Человеку теперь, чтобы выжить, приходилось бороться не только против внешней опасности, но возникла и нарастала угроза его физическому выживанию. В силу появления новых биофизиологических признаков он становился как бы «лишним» по отношению к естественной природе: организм из того, что было доступно для него ранее, не мог уже использовать всё; многое из доступного ранее стало опасным для него теперь (для пояснения: волк только плотояден, медведь – плотояден и травояден. Следовательно, медведю выжить проще. Отряд кошачьих: тигр и домашняя кошка. Голодный тигр подохнет в пекарне, полной хлеба, а кошка – нет!). Именно потому, что человек после расщепления гуманоида начал многое терять из того, что он имел ранее в своей природе, оказывался лишним в естественных
Все эти новые признаки нашли свое преломление в появлении трудовой деятельности – осознанном изменении отдельных элементов природы до нужных потребительских свойств. Следовательно, труд появился не потому, что обезьяна слезла с дерева и взяла в руки палку, а потому, что наш далекий предок, оказавшись «выдавленным» из природы, стал искать пути приспособления к ставшей «чуждой» внешней среде (вспомним написанное ранее «Умри или меняйся!»). Тут-то и пригодились палки, камни, обгрызенные сучья, кости зверей и др. Через активную жизнедеятельность человек искал новую гармонию с внешней средой (не с космосом вообще, а с конкретной средой обитания). Преодолевались «сумерки сознания», голые биофизиологические сигналы вытеснялись смыслосодержащими звуками – зародышами будущей речи.
Философский взгляд на живую материю
Для естествознания живая материя – это качественно новое образование, определенное состояние части природы, таящей в себе ещё много неизвестного. Для философии живая материя – это новая, исторически-появившаяся форма бытия, имеющая широкий диапазон своего воплощения. Философия, не вдаваясь в естественнонаучные тонкости строения живого на его различных уровнях, констатирует только те особенности живого, которые характерны для всех видов материи. Вместо детализации признаков живого философия обращает основное внимание на те всеобщие признаки, которые позволяют говорить о живой материи как об особом ярусе материального бытия. Философия видит в живой материи единство общего и особенного. Общее – это принадлежность живой материи к неживой; особенное – это появление в этом ярусе бытия тех отличительных особенностей, которые превратили эту часть природы в особое состояние, сделав её носительницей жизни. Угасание этого признака (умирание растения или животного) снова возвращает бывшее живое в его исходное состояние, т.е. в дожизненное бытие. Философия, обращаясь к анализу живой материи, не рассматривает качественное состояние многообразных форм живого (сегодня если кто и решится сделать своеобразную инвентаризацию всего растущего, ползающего, бегающего, летающего, плавающего, то ему не хватит и двух жизней), а концентрирует внимание на признаках, характерных для всех ярусов живого, отыскивая тем самым ту принципиальную разницу, которая стала демаркационной линией между двумя уровнями материального бытия.
Организованность как всеобщее свойство живой материи
Живая материя – это общефилософская характеристика, общее определение всего многообразия живых форм. Следовательно, живая материя, «живое вообще» – это философское понятие, такое же, как «неживая материя», только меньшее по объему. В действительном бытии такового нет. Биология делит все многообразие представителей живой материи на царства, классы, виды и подвиды. Но и такое деление выступает только научными абстракциями, общими понятиями естествознания. К примеру, орнитологи относят воробьев, скворцов, синиц, соловьев к общему отряду «воробьиных». Но в практической жизни мы встречаем не отряды, а конкретного воробья, синицу, скворца, соловья и т.п. Следовательно, в действительном бытии вся живая материя, все миллионы её представителей конкретизированы: если позабыть философские или естественнонаучные абстракции, то в действительности мы встречаем только данного крокодила, данного слона, данное дерево, данного лишайника, данного человека (человек в определенном измерении также относится к живой материи).
Закон единства организма и среды
Каждая форма живого – это конкретная биофизиологическая цельность, четкое взаимодействие и взаимосвязь всех составляющих живой организм органов вне зависимости от уровня организации организма, различие этой «организованности» состоит лишь в том, что в формах нижнего яруса живой материи нарушение органической «цельности» отражается незначительно на общих функциях организма, в высокоорганизованных – очень значительно, вплоть до смертельного исхода. Например, если срубить сук живого дерева, то увидим на месте сруба сок; когда солдату в бою отрывает осколком снаряда руку – идет настоящий поток крови, которая стремится свернуться по поверхности раны, хотя под давлением работающего сердца поток крови мешает свертыванию. Здесь может наступить смерть от потери крови. Подобный пример кто-то найдет некорректным. Готов согласиться. Но сок раненого дерева и кровь раненого человека выполняют одинаковую – защитную – функцию, а нарушение в любой части целостного организма отзывается «эхом» во всем организме. Испытываемая живым организмом боль при повреждении – это сигнал опасности, сигнал необходимости
Каждому человеку хорошо знакомо ощущение боли при повреждении какого-либо из органов тела. Боль – это не беда, а сигнал о сбое в работе какого-либо из органов единого целого – функционирующего человеческого тела и его органов, обеспечивающих функционирование этого целого. И чем значительнее это нарушение цельности, тем пронзительнее будет чувство боли. Даже радующий нас вкус сока свежего надкушенного яблока для самого яблока выступает сигналом опасности, стремлением поправить нарушение. Вялое яблоко никакого сока не испускает: оно умерло. Из этого примера не следует делать вывод, что автор разделяет позиции гилозоизма. Яблоки свежие, сушеные, в виде компотов и джемов кушать надо, это полезно и необходимо для человека. Но яблоко, как форму живой материи, нельзя рассматривать по аналогии с человеком. Как «чувствование» реакция на воздействие проявляется только там, где начинается формирование нервной системы. Яблоко боли не чувствует, срубаемое дерево – тоже. Но всё живое – это органическая цельность, а потому реакция при нарушении цельности присутствует во всех формах живого, только в каждой форме специфическая. Уровень организованности зависит от уровня живой материи. Будет несерьезным сравнивать, например, амебу и червя, червя, в свою очередь, с лягушкой, лягушку – с собакой. Но вместе с тем, каждый из этих представителей живой природы – определенная цельность. Следовательно, организованность присуща каждому живому организму. В нем имеется всё необходимое и в определенных связях направленное на выживание данной формы живого, но при этом – ничего лишнего. Живая материя, поднимаясь в своем развитии к более сложным, знаменует прогресс; но этот качественный рост имеет и свою обратную сторону: регресс в способности к выживанию. Сложная форма более ранима, более беззащитна перед вредными воздействиями, перед резкими изменениями среды обитания. И самым уязвимым перед внешней средой оказывается венец живой природы – человек, а наиболее жизнестойкими оказываются простейшие формы живого: мхи, вирусы, бактерии.
Каждая форма живого вписана во внешнюю среду. Булыжник останется булыжником на воздухе, в воде и в огне, во всем диапазоне земных температур, но в живом присутствует такой набор жизненных признаков, которые способны функционировать только в определенном диапазоне изменения окружающих данную форму условий. Всем известный «царь зверей» не способен к выживанию во льдах Арктики, а белый медведь погибнет в африканской саванне. Такая жесткая привязанность каждой формы живого к определенной жизненной «нише» в биологической науке формулируется как закон единства организма и среды. С философской точки зрения он выступает частным проявлением всеобщего закона связей всех уровней бытия.
В связи вступают только формы, состояния, когда имеется достаточное количество определенных сходных признаков (простейший пример: травоядные животные и растительная пища; растительность содержит необходимые для животного питательные вещества; пищевой тракт животного имеет соответствующий набор ферментов, осуществляющих разложение и усвоение поступившей пищи). Диапазон естественной среды, в которой организм способен оставаться жизнеспособным, обратно пропорционален уровню организации организма, его сложности. Так, микроорганизмы сохраняют свою жизнестойкость почти в любой естественной среде. С их болезнетворными формами человек ведет настоящую войну: травит, жарит, кипятит и многое другое, при том эта борьба не всегда завершается успешно. Установлено, что некоторые микроорганизмы выживают даже в условиях радиационной напряженности поля атомного реактора, а пищей для них оказывается дюралевая обшивка самолета – самый стойкий к окислению найденный человеком материал. Самым «нежным» представителем живой природы является тот, кто оказался на вершине мироздания, – человек.
При поверхностном подходе к высказанному положению можно сразу выставить возражения типа: человек доказал свою способность к выживанию в любом климатическом поясе Земли, от Арктики до Антарктики, побывал на Эвересте и в открытом Космосе, отважные спелеологи проводили месяцы в глубочайших пещерах. Подобные аргументы в пользу «всеживучести человека» нельзя признать состоятельными. Можно расширить пределы экстремальных ситуаций, в которых выживает человек, но давайте помнить, что во всех этих и подобных ситуациях человек противостоит природе во всем «скафандре» достижений современной цивилизации. Человек имеет на сегодня очень смутное представление о глубинах Мирового океана, но заимеет полное знание непременно! Готовится к штурму Марса – и осуществит это! Именно искусственный «скафандр» резко расширяет возможности его выживания.
Но давайте посмотрим на человека в его чисто человеческом обличье – без шуб и шапок, без кислородных масок и противорадиационных костюмов, даже без набедренных повязок, одним словом, представим его таким, каким был библейский Адам до своего грехопадения. Если оставить его один на один с природой именно в таком «первозданном» виде не на Эвересте или в Космосе, а просто в лесу средней полосы России, но в полном смысле слова без «ничего», даже без простейшего топора или лопаты, то подобный вполне дружелюбный «экстрим» будет для человека непосильным.