Основы истинной науки - Книга 2-я СОСТАВ ЧЕЛОВЕЧЕСКАГО СУЩЕСТВА, ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ. И. А. Карышев
Шрифт:
Для того, кто освободился от веры в реальность ощущений, материи, пространственных отношений и своей личности, признав и уяснив себе их феноменальность, для того мир является в новом, особенном освещении. Такой человек похож на того, кто, имея перед своими глазами двумерный образ, отражённый в зеркале, знает при этом, что этот образ есть отражение трёхмерных процессов и объектов, и потому сохраняет верное понимание того, что происходит в зеркале. Он, например, не удивится, если какой-нибудь предмет исчезнет в отражённом образе, будучи заслонён другим предметом, или выступив из пределов пространства, отражённого в зеркале, и потом опять появится, потому что ведь он знает, что перед ним только двумерный образ вещей, находящихся в пространстве трёх измерений; он многое сочтёт вполне естественным, чего другой, принимающий отражение в зеркале за нечто реальное и
Но, рядом с подобными мировоззрениями на природу познавательных способностей человека, мы видим, что все наши положительные науки смотрят на вещество, как будто они познали его самого, так, как в действительности оно есть, или, как выражается Кант: «вещество в самом себе», - и ни о каком представлении и речи быть не может в их учении. Позитивисты принимают, что вещество именно такое, какое оно им кажется, каким они его видят и каким они его ощущают.
Обратимся к ним и спросим: Что такое вещество? Каково его строение? Что такое масса? Что такое сила?
– И сейчас же мы нападём на самые разнообразные, взаимно противоречащие взгляды.
Многие учёные объявляют невозможным существование в материи таких сил, как непосредственное притяжение луны землёй на расстоянии, и считают необходимым объяснять эти явления комбинациями толчков междупланетной среды и т.п. «В настоящее время, - говорит Хвольсон, - ни один мыслящий физик не признаёт такого действия одного тела на другое. Всякий понимает, что приближение тел друг к другу должно иметь какую-нибудь внешнюю причину, которая словом „притяжение“ не объясняется». Однако, эти действия признавались и признаются такими физиками, которых никак нельзя назвать немыслящими, и не только физиками недавнего прошлого, ещё почти вчера жившими - каковы: Ампер, Коши, Френель и др., но и современными - Вильгельмом Вебером, Цёльнером, Гельмгольцем, Гирном и др.; последний называет объяснение тяготения посредством движений non-sens absolu (абсолютной нелепостью). По словам одного учёного выходит, что такой исследователь, как Гирн, оказывается немыслящим, а по словам последнего - первый проповедует абсолютную бессмыслицу! Но каково мнение самого Гирна?
– Для всех сил, кроме разве тяготения и упругости, он допускает существование какой-то особой, подвижной, но не материальной субстанции, благодаря которой (но не её движениям) материальные атомы испытывают те или другие перемены; она-то и составляет силу электричества, света, теплоты и магнетизма. «Гирн, блестящим работам которого по теплоте справедливо отдаёт уважение весь учёный мир, - говорит Секки, - придумывает для сил какие-то особые сущности, не то духовные, не то материальные, или, лучше сказать, нечто такое, что трудно и даже невозможно себе уяснить. Нельзя не пожалеть, что столь искусный исследователь вводит в науку подобные туманности». Такое же разногласие мы встречаем в вопросе о строении материи. По одним теориям, она считается сплошной и непрерывной, по другим же - атомистичной, причём и те, и другие подразделяются ещё дальше. Так, теории сплошной материи далеко не одинаково объясняют разнообразие тел: Томсон предполагает для этой цели существование в материи неразрушимых и несливающихся между собою вихревых колец (вроде колец табачного дыма); Делингсгаузен же допускает в ней стоячие волны (вроде тех, которые возникают при колебаниях струны не как целого, а разделившейся на отдельно колеблющиеся части) и т. д. Столь же разнообразны и признаваемые ныне атомистические теории. Одни допускают протяженные атомы, которые не имеют никаких сил. Другие сверх протяжённого вещества допускают в них и силы. Третьи, напротив, отрицают в атомах протяжённость и считают их только пунктами, из которых исходят действующие на расстоянии силы. Четвёртые считают атомы постоянно однообразно изменяющимися скоплениями материи и т.д. То же самое разногласие повторяется и в понимании массы. Одни её считают каким-то присущим материи сопротивлением переменам состояний, и ставят её в связь с инерцией и даже непроницаемостью. Другие рассматривают её как показатель количества материи, понимая под словом количество объём последней. Третьи утверждают,
Разбирая весь этот хаос мнений, можно вывести лишь одно заключение, что, несмотря на поражающее количество труда, потраченного на изучение и на исследование этого вопроса, его, оказывается, слишком недостаточно для того, чтобы вывести какое-либо правильное и однообразное заключение.
Мы встречаем целые горы сведений и фактов и самые разнообразные толкования их, но рядом с этим столько же, если не больше, вполне основательных возражений и опровержений, доказывающих, что вопрос этот пока ещё совершенно не охватывается научным пониманием.
Анализируя научные объяснения некоторых явлений, мы частенько заметим, что они не согласны, а в известных случаях прямо затемняют, или даже противоречат учениям других явлений, по природе своей схожих с ними; а между прочим учения эти приняты наукой, иногда уже сотни лет тому назад, и считаются бесспорными данностями науки.
Явления, сопровождающие материю, так разнообразны, и их так много, - они обнимают большую часть всех человеческий знаний; а между прочим нет до сих пор ни одной теории, охватывающей хотя бы гипотетично всё это учение, - такой, из которой мы бы могли заимствовать правильный взгляд на природу вещества.
Все учения, в большинстве случаев, ограничиваются одними разъяснениями фактов и явлений, сгруппированных в тесных, но многочисленных, научных рубриках; собственно же говоря, учения о сущности самой материи мы совершенно не встречаем. Материя изучается единственно со стороны её проявлений.
Один из самых даровитых и учёных физиков, А. Секки, разбирая результаты всех этих трудов, сравнивает каждое тело со зданием библиотеки: «наполненной книгами разных форматов, напечатанными чрезвычайно различными шрифтами и трактующими о самых разнообразных предметах, причём буквы шрифтов составлены из бесконечной сети до того мелких точек, что самые сильные микроскопы едва лишь позволяют их различать».
«Современная наука, - говорит он, - не посягает на чтение этих книг, она до сих пор стремится лишь отличать один том от другого; тем менее она претендует на разбор слов и шрифтов и долго ещё не надеется достигнуть до разделения точек, из которых составлены эти последние». Скоро ли она дойдёт до изучения смысла, заключающегося в этих книгах?
Он вполне прав. В таких запутанных дебрях дремучего леса разных противоречивых представлений и систем разного рода очень трудно найти кратчайший путь.
В настоящее время мы находимся в совершенно таком же положении: мы хотим указать на некоторые уклонения от истинного смысла науки, но, не находя стройной, оконченной и общепринятой системы, указывающей прямо на строение материи, чтобы быть более последовательными в изложении нашей мысли, мы видим себя принуждёнными подробно остановиться на этом предмете и разобрать его так, чтобы вся наша мысль представилась читателю цельной, ясной и стройной системой.
Попробуем в кратких чертах проследить некоторые главные основания современного учения о материи.
Непризнание наукой эфира.
Сперва верили в сплошность материи, т.е. признавали, что материя состоит из мелких частиц, крепко сплочённых между собой. Но это мнение было оставлено после того, как удалось доказать скважность и проницаемость её; ибо соответствующий опыт и постепенно улучшавшиеся микроскопы стали ясно показывать, что материя не есть сплошная масса, что она имеет в себе пустые и ничем не заполненные пространства между своими плотными частицами.
Это обстоятельство позволило Ньютону объяснить все тепловые явления в телах существованием некоторого рода невесомой жидкости (флюида), заполняющей будто бы пространство между частицами материи, которую он назвал теплородом, а самую свою систему «теорией истечения».
Эта теория была заменена скоро: сперва теорией волнения эфира, потом теориями движения материи и, наконец, теорией динамической теплоты.
Эта последняя заставила взглянуть на природу и сущность материи совершенно иными глазами, ибо все тепловые и многие другие явления объяснялись просто движением тех частиц, которые составляют вещество, или общим движением самого тела; но все явления, происходящие в веществе, или, по крайней мере, большинство из них, находило себе объяснение всегда в одном, движении.